лживыми, вороватыми, романтическими маленькими разбойниками. Ты преувеличиваешь, как все чарагвайцы. — И поворачиваясь ко мне: — Мораг руководит общежитием для чистильщиков обуви.
Я кивнула:
— Я слышала. Второй стюард на нашем самолете был чистильщиком.
Мораг выглядела довольной.
— Ему удалось поговорить с вами? Эти парни плохо знают английский.
— Нет, мне объяснил другой пассажир — человек, который сидел рядом. Чарагваец.
— Он, случайно, не высок, темнолиц и порочно красив? — Она подмигнула Эшфорду, который смотрел прямо перед собой, сосредоточенно пыхтя своей трубкой.
Я улыбнулась и кивнула.
— Он также был очарователен, льстив и властен?
— Он был очарователен и льстив, — сказала я. — И не более властен, — с горечью подумала я о мистере Фицджеральде, — чем другие.
— Короче говоря, дон Рам он Каррадедас?
Я кивнула. Я пересказала им обстоятельства нашей встречи, но опустила реакцию на эту встречу моего нового босса. Эта рана еще не затянулась.
— Я слышала, что дон Рамон вернулся, — медленно проговорила Мораг.
— Он долго отсутствовал? — спросила я.
— Всего несколько недель. Как предполагали, несчастная любовная интрижка…
— Сплетня, Мораг, чистая сплетня! — Эшфорд вынул трубку изо рта.
— Кажется, он оправился и ищет новых развлечений.
Мистер Эшфорд с упреком прищелкнул языком:
— Мораг, Мораг! Не говори мне, что намерения дона Рамона имеют приоритет над твоей самой последней тайной?
Мораг рассмеялась и покачала кудрявой головкой. Она снова подмигнула мне.
— Какой тайной? — спросила я.
— Последний треугольник. — Она улыбнулась. — И легки на помине, они закончили игру.
— Кто?
— Хестер и Джеймс Фиццжеральд. — Мораг выпрямилась во все свои пять футов и козырьком приставила ко лбу ладонь. — Они снова выиграли. Это финал. Рада за них! Возможно, это предзнаменование? — Она опустила руку на плечо Эшфорда.
— Мораг, — сказал мистер Эшфорд, поворачиваясь ко мне, словно переводчик, — очень хочет знать, кто выиграет другую игру. Вы, девушки, всегда очень любознательны и романтичны. А здесь, в Чарагвае, втройне.
— Какую игру?
— Любовную, — ответила Мораг, усаживаясь и расправляя вокруг свою обширную юбку. — У Хестер хорошие шансы, но боюсь, следующий сет она проиграет.
Мораг кивнула кудрявой головой в сторону трех фигур на другой стороне лужайки. Джеймс Фиццжеральд направлялся к миссис Малленпорт, демонстративно собираясь прощаться. Хестер отставала, ковыряя ракеткой в мягком дерне. Даже издали было видно, как она разгневана.
— Держу пари, он возвращается в клинику, — сказала Мораг, — чтобы подержаться за ручку Евы.
— Очень похвально, — сказал мистер Эшфорд. — Еве скучно лежать неделями. Джеймс очень добросовестен.
— Совсем нет, — рассмеялась Мораг. — Он то и дело бегает, чтобы увидеть ее. Наше общежитие рядом с клиникой. Я часто его вижу. Он влюблен в Еву, а Хестер слишком ясно дает понять, что влюблена в него. Меня просто интересует, кто победит.
Когда последний теннисный гость ушел домой, миссис Малленпорт отправила меня, без моих возражений, спать.
— Вы устали после перелета, — сказала она. — Вам еще предстоит множество бессонных ночей. Чарагвайцы — ночные птицы. Мне необходимо отдохнуть, и вы можете. Чико принесет вам ужин на подносе.
Поэтому я удалилась к себе принять ванну и распаковать вещи. Темнота спускалась с невиданной стремительностью. Большая круглая луна сияла сразу после полнолуния. Она висела чуть выше перистых верхушек банановых деревьев, гораздо ярче и ближе, чем я видела когда-либо дома. Я переоделась в халат, открыла окно и вышла на маленький балкон. В темном саду за прудом с лилиями и небольшим фонтаном квакали лягушки. Огромные моли трепетали вокруг фонарей подъездной дороги. Нечто, птица или тропическое животное, шуршало и пищало среди сухих пальмовых листьев.
За стенами резиденции раздавались шум шагов и смех, поскольку Куича оживала во второй половине дня. Как сказала миссис Малленпорт, магазины открыты до полуночи и чарагвайцы редко ложатся до раннего утра. Толпы автомобилей переговаривались клаксонами, крича оскорбления, или смеясь, или играя мелодии. Всюду сияли огни, мерцая на фоне темной горы.
Я даже чувствовала запахи жареных каштанов и горячих деликатесов из даров моря, так любимых чарагвайцами. Это казалось вечностью, ностальгически думала я, размышляя обо всех осложнениях, которые обрушились на меня после завтрака на борту самолета с самым очаровательным чарагвайцем, доном Районом.
В дверь постучали, но появился не его соотечественник Чико, а сама Хестер.
— Я подумала, пусть Чико отдохнет, — сказала она, внося поднос и ставя его на табурет у туалетного столика. — Кроме того, вам письмо от Джеймса.
Она показала на конверт, лежавший около тарелки со смесью, напоминающей заливные креветки. При виде твердого разборчивого почерка на нем у меня пропал аппетит. Я терялась в догадках, что же еще умудрилась натворить. Возможно, Эшфорд был нежелательным лицом с сомнительной репутацией. Или ушей первого секретаря достигли комментарии Мораг. Или военный атташе возразил против каких-то моих слов.
— Не могу придумать, что он хочет сказать такого личного, чего не мог сообщить мне, — сказала Хестер, тряхнув головой, затем взяла мою пилку для ногтей и принялась за ногти. Выражение на ее лице ясно говорило: «Но я выясню».
Я открыла конверт. Внезапно мое настроение подняла отчаянная надежда. Возможно, мистер Фицджеральд решил, что слишком резко говорил со мной, учитывая обстоятельства. Возможно, он обсудил мой приезд с Евой Трент и она по-женски замолвила за меня словечко. Или Еве Трент стало намного лучше и мои услуги больше не требуются. Можно вернуться к безопасной (а что-то внутри меня ясно говорило, что безопасность мне понадобится) и тихой жизни дома.
— Итак? — подсказала Хестер. — Что-то насчет Евы?
— Нет.
— Тогда приглашение от Джеймса Фицджеральда?
— Если, — сухо сказала я, — можно назвать вызов в канцелярию, чтобы встретить его завтра в девять, приглашением, то это приглашение.
Хестер негромко рассмеялась. Она расслабилась. Она смягчилась ко мне, возможно, как к союзнице против совершенной мисс Трент.
— Я уже сказала, что он тиран, не так ли? — Она посмотрела на свое отражение в зеркале. — Но внутри ужасно мил.
Я сухо спросила:
— Видимо, глубоко внутри? — чего не должна была делать.
Она снова рассмеялась негромким озорным смехом. Если она повторит мое замечание мистеру Фицджеральду, этих стопроцентных преданности и такта мне не видать как своих ушей.
— Серьезно, хотя… — Она взяла мою расческу и провела по медно-красным волосам. — Как вам удалось так плохо начать с Джеймсом? Он был в жутком настроении, хотя будучи Джеймсом, не показывал этого.
— Он дал мне понять, — сказала я.
