Разбушевавшуюся толпу с трудом усмирили, но несколько особо активных зачинщиков бесследно исчезли.
…Ночью, когда он возвращался в казарму из наряда, путь преградила темная фигура.
— Слюшай, дрюг, — Саид положил ему руку на плечо. — Виручай, дорогой. Я вижу — ти свой. Дэньги нужны.
Он давно уже стал равнодушен к материальному. И теперь не только дал Саиду денег, все, что были в заначке, но пожертвовал и свой физкультурный костюм, и напоследок посоветовал ехать не в райцентр по шоссе, а в сторону турбазы, где можно легко поймать машину.
Интуиция его не подвела. Дорога на райцентр в это время, как потом выяснилось, была перекрыта.
А недалеко от турбазы нашли труп шофера-частника, чьи «Жигули» обнаружились позже, у склада железнодорожной станции.
Узнав, что стал косвенной причиной смерти ни в чем не повинного человека, не испытал никакого сожаления. Его посетило лишь знакомое чувство злорадства, которое испытывал теперь, когда читал в газетах сообщение об очередном природном катаклизме или преступлении. Каждое событие такого рода, думал он, справедливо распределяет несчастья среди населения.
После демобилизации он первым делом привел в порядок доставшуюся в наследство избу в глухой тайге: бревна изнутри обшил оргалитом, оклеил обоями, вырубил декоративный кустарник вокруг, залил бетоном дорожки и сменил аляповатую резную калитку на современную металлическую решетку. Получилось вполне цивилизованно, и если бы были в наличии соседи, то наверняка бы ахали и завидовали. Но дом стоял на отшибе, а по пути к Вежакорам располагался лишь затерянный в лесу раскольничий поселок. А дальше — небольшая деревня, где жили местные дикие люди. Ни те, ни другие беспокойства причинить не могли.
В старинном дубовом сундуке лежало множество удивительных вещей, знакомых еще с детства. Особенно ему понравился прекрасно сохранившийся старый английский плащ. Он надел его и удивился, насколько тот оказался впору, и даже не захотелось снимать. Потом достал из сундука книгу, подаренную когда-то деду заезжим ученым-иностранцем, которого дед за глаза называл Черным Джентльменом, и углубился в ее изучение. Рукописные буквы разбирал с трудом, но оторваться не мог, и когда, утомленный, погрузился в забытье, ему привиделось, что в него воплотилась душа того самого Черного Джентльмена, и теперь он свободен и недосягаем, как таинственная черная птица.
…Все та же картина. Крошечные и одинаковые, как оловянные солдатики, пионерки в белых блузах и красных галстуках салютуют знамени дружины. Он всегда представлял это с высоты птичьего полета. И хотел раздавить мелкие фигурки, но они растеклись сквозь пальцы.
Он поднялся, еще находясь в бреду навязчивого полусна, но к груди уже подкатывала знакомая вибрация. Видение дразнит, а энергия неприятия лжи питает душу и мозг.
На большой таежной поляне он обнаружил палатки, а потом в лесу чуть не наткнулся на группу старшеклассниц в тренировочных костюмах. Утром он сел в лодку, чтобы проверить тайник. Когда вошел, сразу заскрежетал зубами: кто-то здесь побывал совсем недавно. Так и есть — из сундучка исчезла книга и мешочек с золотым песком. В подвал не попали — не заметили дверцу. Золото было немного, невелика потеря. Но книга, книга! Как они посмели?! Сейчас, когда он почти разгадал ее скрытый смысл, пришлые силы воспрепятствовали, оборвали едва начавшийся полет. Кто-то хочет войны.
«Девки приходили, соплячки, это не пацаны были, — догадался он, — вещи не разбросаны, а расставлены по-новому. Кто вас прислал? Хотите порадоваться, что перехитрили меня? Нет, я запрещаю вам радоваться, и заявлю о себе».
Он успокоился, все приобрело ясность и порядок.
Глава четвертая
Книга Черного Джентльмена
Вике было странно и тревожно. Пригрезилось, что она была здесь еще очень давно, да только забыла когда. Может, это было в детстве, когда ей часто снился сказочный лес, населенный диковинными зверьми, и она удивлялась и радовалась своему восторгу, когда сквозь заросли шла куда-то в неведомое, разводя руками леденцовые ветви, или когда плавала кругами в лимонадной реке. А потом просыпалась и верила, что это был не сон.
…В лагере было весело. Вика и Настя подружились со многими девчонками, и однажды они то ли впятером пошли к руководителю и попросили разрешения потренироваться с компасом на дальней поляне, а сами надули его и отправились в тайгу. Поначалу слегка заблудились, потому что Ленка что-то там напутала с азимутом. Когда Вика отняла у нее компас и план, оказалось, что они битых два часа шли перпендикулярно. У двух вертикальных валунов, стоявших как окаменевшие близнецы, остановились и уточнили ориентировку. Когда возвращались, миновав кедровую рощу и выйдя на поляну, очутились на деревенской околице. Избушки с коньками на крыше, теремок с затейливой резьбой — прямо декорации к сказочному фильму.
Пока раздумывали и решали что делать, из ближайшего домика вышел седобородый старик, постриженный «под горшок», в белой длиннополой рубахе, подпоясанный выцветшим красным кушаком.
— Здравствуйте, девоньки, — поздоровался он первый.
— Здравствуйте, — ответили путешественницы, глядя на него во все глаза.
— А вы чьи будете?
— Мы городские, вот немножко заплутали, — сказала Вика, как самая смелая.
— Ну, милости просим в избу, отдохните, медком с хлебушкой поподчуйтесь.
От него исходило что-то доброе и спокойное, и девушки без всякой боязни переступили порог дома. Когда они сели на лавку, завеса около печки отодвинулась, появилась светловолосая девочка лет семи, одетая в сарафан, и поставила на стол большую миску с сотовым медом и черный каравай.
— Угощайтесь, гости дорогие, чем Бог послал, — с поклоном чуть слышно проговорила она и удалилась.
— Эт внучка моя, Фрося, — пояснил хозяин, и с гордостью добавил. — Она вещунья.
— А кто вы, дедушка? — спросила Вика.
— Звать мя дед Евсей. Духовные мы, истинной веры то ись. С давнины здесь живем.
— А как же вы здесь, в лесу-то?
— А поманеньку, Господь нам пищу дает.
Оказалось, что в деревеньке живут несколько семей. Чем они занимаются, Вика толком не поняла, но узнала, что они полностью оторваны от внешнего мира, только иногда посылают людей к тунгусам в соседний поселок, Вежакоры, обменивать продукты и вещи.
Вика подошла к оконцу и вздрогнула — с улицы на нее пристально смотрел человек, одетый в странную черную одежду. Он тут же резко развернулся и зашагал прочь.
— Кто это? — повернулась она к старику. — Такой, весь в черном.
— Это ненашний. Фрося сказывала — человек недобрый.
— Чем же он недобрый?
— А душа у него извадливая, — ответил дедушка и тихо добавил. — Он золото делает из крови.
Гостьи замолчали. Неслышно возникла Фрося. Она долго и пристально изучала гостей, направляя взор как-то сквозь них. Наконец сдвинулась с места и прошептала что-то деду на ухо. Он удивленно взглянул на нее:
— Ой, Фрося, так ли?
— Так, дедушко. Боженька мне открыл.
…Когда прощались, старик сказал непонятное:
