— Семь меня устраивает.
— Там же?
Я вспомнил, как неуютно чувствовал себя в гостинице «Пьер». На этот раз мы встретимся на моем поле. Но не в баре Армстронга. Туда я ее не поведу.
— Есть одно заведеньице — «Клетка попугая», — сказал я. — На Пятьдесят седьмой улице, между Восьмой и Девятой авеню. Самая середина квартала, со стороны деловой части города.
— Звучит заманчиво.
— Сам бар еще лучше, чем его название.
— Стало быть, увидимся в семь. Пятьдесят седьмая улица, между Восьмой и Девятой авеню, — это ведь совсем рядом с вашей гостиницей?
— На противоположной стороне улицы.
— Очень удобно, — сказала она.
— Меня вполне устраивает.
— Надеюсь, это устроит нас обоих, Мэт.
Я вышел, взял в баре пару бокалов виски и кое-что перекусить. В гостиницу я вернулся около шести. Администратор Бенни сказал, что мне трижды звонили, но не просили ничего передать.
Я не пробыл в номере и десяти минут, как зазвонил телефон. Я снял трубку, раздался незнакомый голос:
— Скаддер?
— Кто это?
— Ты должен вести себя очень осторожно. Не приставай к людям со всякими глупостями.
— Кто ты такой?
— А тебе зачем знать? Тебе только следует усвоить, что скоро ты можешь оказаться на дне широкой-широкой реки. Там тебе будет очень просторно — вся река твоя.
— Кто составил тебе эту речь?
Ответом был щелчок в трубке.
Глава девятая
Я пришел в бар «Клетка попугая» за несколько минут до условленного срока. У стойки сидели четверо мужчин и две женщины. Бармен Чак улыбнулся, услышав шутку, отпущенную одной из дам. Музыкальный автомат заливался голосом Синатры.
Бар этот небольшой, стойка — справа от входа. Для того, чтобы попасть в окруженный перилами зал, надо подняться на несколько ступеней. Там стоит около дюжины столиков, все они оказались свободными. Я поднялся по лестнице и занял место за самым удаленным от двери столиком.
Наиболее оживленное время в «Клетке попугая» — около пяти, когда завсегдатаи бара оставляют свои офисы. Те, кого одолевает сильная жажда, сидят дольше остальных, но случайных прохожих здесь бывает мало, и бар почти всегда закрывается довольно рано. Чак разливает вино большими порциями, поэтому те, кто приходит в пять часов, долго не задерживаются. По пятницам посетителей бывает больше, чем в другие рабочие дни, но, как правило, к полуночи бар закрывается. По субботам и воскресеньям его не открывают совсем.
Я заказал себе двойную порцию бурбона и до прихода Этридж успел осушить половину. Она помедлила в дверях, потому что не сразу увидела меня, и сидевшие за стойкой на миг замолчали, повернувшись в ее сторону. Она, казалось, не замечала, что привлекает к себе внимание, а может быть, просто слишком привыкла к всеобщему вниманию, чтобы придавать этому значение. Она прошла ко мне и села напротив. Как только выяснилось, что женщина не одна и, стало быть, от приставаний лучше воздержаться, разговор за стойкой возобновился.
Она сбросила пальто с плеч и перекинула его через спинку кресла. На ней был ярко-розовый свитер. Этот цвет очень шел ей. Беверли вынула из сумки пачку сигарет и зажигалку. На этот раз она не стала ждать, чтобы я предложил ей огоньку. Выпустив тонкую струйку дыма, она с заинтересованным видом наблюдала, как он поднимается к потолку.
Когда подошла официантка, Этридж заказала джин с тоником.
— Я тороплю время, — сказала она. — Сейчас, пожалуй, слишком холодно для летних напитков. Но я сама полна огня, так что могу себе это позволить. Как ты думаешь?
— Воля ваша, миссис Этридж.
— Почему ты не обращаешься ко мне по имени? Шантажисты не должны держаться так официально со своими жертвами. Я же называю тебя — Мэт, и это дается мне легко. Почему же ты не можешь называть меня просто Беверли?
Я пожал плечами, потому что и впрямь не знал, что ответить. Я постарался войти в роль, но плохо понимал при этом, какие чувства к ней испытываю. Я не называл ее Беверли главным образом потому, что очень уж она этого добивалась, но такой ответ лишь вызывал новый вопрос, а не объяснял причину полностью.
Официантка принесла ее заказ. Она затушила сигарету и принялась за джин с тоником. Дышала она глубоко, ее грудь под розовым свитером трепетала.
— Мэт?
— Что?
— Я пыталась придумать какой-нибудь способ раздобыть деньги.
— Отлично.
— Но мне нужно время.
В своей игре я повторял этот ход трижды и неизменно получал один и тот же ответ. Все они были богаты, но никто якобы не мог наскрести нескольких тысяч долларов. Может, экономическое положение страны и в самом деле так ухудшилось, как пишут в газетах?
— Мэт?
— Мне нужны деньги как можно скорее.
— Неужели ты не понимаешь, сукин сын, что я и сама рада была бы отделаться от тебя побыстрее! Но я могу взять всю сумму только у Кермита, а он непременно поинтересуется, на кой черт они мне понадобились. — Она опустила глаза. — Во всяком случае, у него нет лишних денег.
— А я-то думал, что у него больше денег, чем у самого Господа Бога.
Она покачала головой.
— У него очень приличный доход, но основную часть капитала он получит только после того, как ему стукнет тридцать пять.
— И когда же произойдет это великое событие?
— В октябре. Капитал Этриджей может быть разделен лишь по достижении младшим из них тридцати пяти лет.
— А он младший?
— Да, верно. Через шесть месяцев, в октябре, он получит право распоряжаться деньгами. Я уже предупредила его, что хочу иметь свои средства, потому что не могу оставаться всю жизнь в полной зависимости от него. Подобного рода просьбу он может понять и, думаю, пойдет мне навстречу. Я не знаю, какую сумму он мне выделит, но, конечно, она будет больше пятидесяти тысяч долларов. Вот тогда я и смогу рассчитаться с тобой.
— В октябре?
— Да.
— Сомневаюсь, что вы сможете сразу распоряжаться деньгами. Такие дела без бумажной волокиты не обходятся. Понадобится еще по крайней мере шесть месяцев, прежде чем у вас в руках окажутся наличные.
— Ты думаешь, это так затянется?
