Никто не находится с ответом.
Ночью во сне я вижу комнату, полную мертвецов. Трупы, наряженные в платья и накрашенные губной помадой, неподвижно сидят на кушетках. Через мгновение до меня доходит: это же мои бывшие девушки уставились на меня блестящими глазами, застывшие губы что- то шепчут, наверное, перечисляют мои прегрешения.
«Он целуется, как лягушка», — говорит Мичико Иши, моя подружка из детского сада. Мы встречались на площадке за большим дубом, а потом нас заложила одна девчонка. Труп Мичико — труп маленькой девочки, из-за неподвижных сверкающих глаз она похожа на куклу.
«Он заигрывал с моей подругой», — жалуется София Шпигель, она-то как раз нас и сдала, потому что тоже вроде как со мной встречалась.
«Он всегда врет», — вступает девчонка из Атлантик-Сити, та, в серебристом платье.
«Просто постоянно», — вторит моя подружка времен восьмого класса. Я ей не сказал, что собираюсь перейти в Уоллингфорд, понятно, почему она до сих пор злится.
«После вечеринки он сделал вид, что мы незнакомы». Честно говоря, Эмили Роджерс сама меня упорно игнорировала после той вечеринки у Харви Сильвермана в девятом классе, когда мы с ней всю ночь обжимались на сваленных в кучу пальто.
«Он взял мою машину и разбил ее вдребезги», — рассказывает Стефани Дуглас, девушка- мастер, ее я встретил в Карни тем летом, после того, как якобы убил Лилу. На два года меня старше, умела языком завязать в узел черенок от вишни.
«Он меня никогда не любил по-настоящему, — признается Одри. — Он вообще не знает, что такое любовь».
Просыпаюсь. На улице еще темно. Обратно не ложусь — принимаюсь вместо этого за домашнее задание: смертельно устал от гоняющихся по пятам мертвецов. Займусь лучше какой-нибудь насущной проблемой.
ГЛАВА 8
«Школа Уоллингфорд успешно готовит молодых людей не только к колледжу, но и к жизни в обществе и гордится этим. Поэтому ученики помимо посещения обязательных занятий должны выбрать себе два дополнительных развивающих факультатива». У меня этой осенью в качестве факультатива бег, а весной будет дискуссионный клуб. Люблю бегать, люблю ощущать прилив адреналина, слушать, как стучат по беговой дорожке подошвы кроссовок. Люблю сам решать, до какого предела себя загонять.
Хитростью убеждать кого-нибудь с собой согласиться я тоже люблю, но дискуссионный клуб начнется только весной.
На последнем круге замечаю, что к Марлину, нашему тренеру, подошли двое мужчин. Он машет мне рукой.
На улице жарко, но агент Джонс и агент Хант все равно нацепили темные костюмы, черные перчатки и зеркальные солнечные очки в придачу. Они что, нарочно так вырядились — чтобы все заметили?
— Добрый день, — делано улыбаюсь я.
— От тебя не поступало никаких известий, — говорит Джонс вместо приветствия. — Мы начали беспокоиться.
— Ну, сами понимаете, сначала похороны, потом скорбеть полагается. Очень плотное, знаете ли, расписание. Столько дел было со среды.
Стараюсь ухмыляться как обычно, будто невиновен и я вовсе не тот убийца, которого они разыскивают. Но на самом деле мне неуютно и жутко.
— Почему бы тебе не проехаться с нами? — вступает Хант. — Как раз все и расскажешь.
— Не очень хорошая идея. Мне нужно в душ, переодеться. Правда, куча дел. Но спасибо, что заглянули.
Марлин отошел поближе к беговой дорожке, где финишируют ученики, и, глядя на секундомер, выкрикивает время. Обо мне забыл или старательно делает вид, что забыл.
Джонс спускает черные очки на кончик носа.
— Мы слышали, твоя мать не расплатилась по счетам в одной гостинице в Принстоне.
— Тогда вам следует спросить об этом у нее. Уверен, произошла какая-то ошибка.
— Но ты ведь не хочешь, чтобы мы ее спрашивали? — интересуется Хант.
— Да, не хочу, но я же вам не указ. Всего-навсего малолетний сопляк, а вы умные и могущественные агенты ФБР.
Поворачиваюсь, чтобы уйти, но Хант хватает меня за руку.
— Кассель, прекрати дурачиться. Пошли. Немедленно. Ты же не хочешь, чтобы мы применили силу.
Оглядываюсь. Вся моя команда трусцой бежит в раздевалку с тренером во главе. Кое-кто, правда, не особо торопится и бежит на одном месте — очень уж им интересно узнать, что со мной будет.
— Если хотите затащить меня в свою машину, придется наручники надевать, — решительно сообщаю я агентам.
Таким, как я, не стоит заигрывать с полицией и ей подобными. Ставки в подпольной конторе делают только тогда, когда точно уверены, что сам букмекер — преступник.
Федералы клюнули. Агент Хант наверняка с самой первой встречи спал и видел меня в наручниках. Хватает меня за запястье, дергает руку назад и защелкивает металлический браслет. Потом вторую руку. Сопротивляюсь больше для вида, но все равно умудряюсь его разозлить: Хант легонько толкает меня в спину, и я падаю.
Уже лежа на земле, поворачиваю голову: тренер и еще пара ребят задержались — наслаждаются представлением. Хорошо, значит, точно пойдут слухи.
Джонс рывком поднимает меня на ноги. Не очень-то ласково.
Я молчу, пока они волокут меня к машине и заталкивают на заднее сиденье.
— Ну и? — спрашивает Джонс. — Какая у тебя есть для нас информация?
Автомобиль не завел, зато слышно было, как защелкнулись замки на дверях.
— Никакой.
— Мы знаем, что Захаров приходил на похороны, — поддакивает его напарник. — С дочерью. А ее уже долгое время никто не видел. Теперь она вернулась. И даже перевелась сюда, в Уоллингфорд.
— Ну и что?
— Мы знаем, вы с ней были близки. Если это вообще его дочь.
— Что вам надо? — осторожно пробую наручники; замки серьезные, и руками почти не пошевелить. — Хотите знать, действительно ли она Лила Захарова? Да. Мы в детстве вместе в прятки играли в Карни. Лила не имеет отношения к убийствам.
— Где она была все это время? Чем занималась? Раз ты так хорошо ее знаешь — расскажи.
— Не знаю.
Приходится врать. Понятия не имею, куда они клонят, но мне решительно не нравится наш разговор.
— Ты мог бы начать новую жизнь, — убеждает Джонс. — Наконец примириться с законом. Кассель, зачем тебе выгораживать этих людей?
Пожалуй, потому что я и есть «эти люди». На мгновение пытаюсь представить себя хорошим парнем с полицейским значком и незапятнанной репутацией.
— Мы пообщались с твоим братом. Он нам помог.
— С Барроном? — Я заливаюсь облегченным смехом и откидываюсь на кожаное сиденье. — Он неисправимый лгун. Конечно же, он вам помог. Брат всегда рад благодарным слушателям.
Джонс, похоже, смутился, а Хант разозлился:
— Твой брат заявил, что нужно копать под Лилу Захарову. И что ты будешь ее выгораживать.
