я вот так ее бросить.
— Ну, — шепчу бессмысленные утешения, — тихо, все в порядке. Все будет хорошо.
— Нет, не будет. Я ее ненавижу. Ненавижу! Вот бы тот камень ей попал в лицо.
— Ты же этого не хочешь.
— Из-за нее Грега отстранили от занятий. И родители выгнали его из дома, — всхлипывает девушка. — Они увидели те дурацкие фотографии, которые твои друзья наснимали. Ему пришлось умолять свою мать, сидя перед запертой дверью, умолять хотя бы его выслушать.
Одри плачет и плачет; ей все труднее говорить.
— В конце концов, они его заставили пройти тест. А когда результат оказался отрицательным — перевели в академию Саутвик.
Девушка замолкает. Она в отчаянии, сама не своя.
Академия Саутвик знаменита отрицательным отношением к мастерам. Это во Флориде, недалеко от границы с Джорджией. Все студенты, чтобы туда поступить, должны в обязательном порядке предъявить справку с результатами теста — доказать отсутствие магических способностей. А после поступления их заставляют еще раз его пройти в школьном медпункте.
Посылая сына в Саутвик, родители Грега спасают его и свою репутацию. Особых угрызений совести я не испытываю: Хармсфорду там наверняка понравится, среди единомышленников.
— До выпуска год остался, даже меньше. Ты снова его увидишь.
Одри поднимает на меня покрасневшие от слез глаза и качает головой:
— Перед отъездом он рассказал про Лилу. Как изменил мне. Она колдовством заставила...
— Неправда.
Девушка глубоко и прерывисто вздыхает, а потом вытирает мокрые щеки зеленой перчаткой.
— Еще хуже. Ты на нее запал, он на нее запал, и никакой магии, а она такая противная.
— Это Грег противный.
— Он не был противным. Со мной не был, когда мы оставались наедине. Но, думаю, теперь это ничего не значит. И виновата Лила.
— Нет, Лила не виновата. — Я встаю. — Слушай, понимаю, почему ты разозлилась. Почему разбила окно. Но хватит, довольно. Никаких больше камней и угроз.
— Она и тебя обманула.
Молча качаю головой.
— Ладно. — Девушка тоже встает, отряхивает юбку. — Ты никому не говоришь про меня, я никому не говорю про тебя.
— И оставишь Лилу в покое?
— Я не выдам твою тайну. На этот раз. Больше ничего не обещаю.
Одри спускается по ступенькам и уходит, высоко подняв голову, ни разу не оглянувшись.
Рубашка на груди промокла от ее слез.
Занятия идут своим чередом, но я никак не могу сосредоточиться. Эмма Бовари и ее корзинка с абрикосами, асимметрия, неполные рынки — все сливается у меня в голове. Закрываю глаза на одном уроке, а открываю уже на другом.
Иду в столовую. Сегодня на ужин энчиладос с курицей и соусом сальса. Я такой голодный, что от запаха еды сводит желудок. Рано пришел, почти никого еще нет. В одиночестве сажусь за столик и набрасываюсь на свою порцию.
Вскоре ко мне присоединяется улыбающийся Сэм.
— Ты вроде раздумал помирать.
Фыркаю с набитым ртом и, не отрываясь, слежу за Лилой: как она подходит к стойке, берет поднос. От воспоминаний я краснею. Одновременно и стыдно за себя, и снова хочется до нее дотронуться.
Вместе с Даникой они садятся за наш стол. Даника оглядывается на Сэма, но тот уткнулся в тарелку.
— Привет, — стараюсь говорить обычным голосом.
— Тут про тебя пошел слух. — Лила нацеливает на меня вилку.
— Какой?
Она шутит или серьезно говорит? Не улыбается.
— Я слышала, ты на меня принимаешь ставки.
Затянутой в перчатку рукой Лила убирает челку со лба. Вид у нее усталый; наверное, прошлой ночью не спала.
— Про меня и Грега, про то, сбежала я из психушки или московской тюрьмы.
Сосед делает удивленное лицо. Сэм помогает мне вести дела еще с прошлого семестра, так что ему отлично известно про все ставки. Он видит — нас поймали с поличным.
— Я их не потому принимал, что мне так хотелось. Я боялся. Если бы отказался — люди бы стали делать выводы. Ну, в смысле обычно же я принимаю любые ставки.
— Например, кто мастер, а кто нет? Ты и на этом руки нагрел?
— Кассель, это правда? — Даника смотрит на меня, злобно прищурившись.
— Вы не понимаете, начни я вдруг выбирать, какие принимать ставки, — они решат, что мне что-то известно и я кого-то выгораживаю. Мы сидим вместе в столовой, все подумают, я защищаю кого-то из вас. И вдобавок прекратят делиться слухами — я перестану получать информацию и сам не смогу распускать нужные сплетни. Перестану быть полезным.
— Да, и придется тогда отстаивать свою позицию. Возможно, тебя самого заподозрят. Я же знаю, как ты боишься прослыть мастером.
— Лила... Клянусь тебе, про каждого новичка в школе ходят идиотские слухи. Им никто не верит. Если бы я не принял ставки, то тем самым явно бы дал всем понять, что ты и Грег... — замолкаю, не находя слов; не хочу, чтобы она еще больше разозлилась. — Все бы решили, что это правда.
— А мне плевать. Ты из меня посмешище сделал.
— Прости...
— Не пытайся меня обвести вокруг пальца. — Девушка достает из кармана пять двадцатидолларовых купюр и хлопает рукой по столу с такой силой, что стаканы подскакивают и сок проливается на скатерть. — Ставлю сто баксов, что Лила Захарова и Грег Хармсфорд это сделали. Какие шансы?
Лила не знает, что Грег больше в Уоллингфорд не вернется, а его бывшая девушка ее люто ненавидит. Я машинально оглядываюсь на стол, за которым он обычно сидел. Надеюсь, Одри не слышала наш разговор.
— Шансы неплохие. Очень хорошие шансы.
— Ну, хоть денег заработаю.
Лила встает и, высоко подняв голову, выходит из столовой.
А я ложусь лбом прямо на стол. Нет, сегодня ничего не получается.
— Но ты же те деньги не взял, — недоумевает Сэм. — Почему не сказал ей?
— Кое-что взял. Не хотел, чтобы Лила узнала про ставки, и поэтому, не глядя, брал любые конверты, если она в тот момент оказывалась рядом. И ставки, кто мастер, а кто нет, я принимал. Думал, так будет правильно. Может, она и права, и я просто трус.
— Я тоже их принимал. И ты был прав. Мы сумели сохранить контроль.
Сосед говорит твердо и решительно, хотя я сам уже ни в чем не уверен.
— Кассель, погоди-ка минуточку, — вмешивается Даника, голос у нее странный.
— Что? — Я поднимаю голову.
— Лила ведь теоретически не может так с тобой общаться. Она же только что тебя разнесла в пух и прах.
— Когда любишь кого-то, можно и поругаться...
И тут я замолкаю. Ведь настоящая любовь и проклятие — разные вещи. Когда любишь, все равно воспринимаешь человека таким, какой он есть. А заклятие делает чувства тошнотворно простыми, однобокими. Удивленно смотрю вслед Лиле.
