Фильм, впрочем, это показывает (не желая того): происходит так, что телевидение оказывается в точности там, где все разворачивается, и это не совпадение, это вторжение ТВ на центральную станцию заставляет как бы возникнуть ядерное происшествие – потому что оно в некотором роде есть его антиципация и модель в повседневном мире: телерасслоение реального и реального мира – потому что ТВ и информация, в общем, являются формой катастрофы в формальном смысле и топологическом Рене Тома: радикальное качественное изменение целой системы. Или скорее ТВ и ядерное принадлежат одной природе: за «горячими» и негэнтропийными понятиями энергии и информации, кроется их обладание такой же силой устрашения, которая характерна для холодных систем. ТВ это тот же ядерный процесс цепной реакции, но имплозивный: оно охлаждает и нейтрализует смысл и энергию событий. Так, ядерное, за допускаемым риском взрыва, то есть горячей катастрофы, скрывает долгую холодную катастрофу, универсализацию системы устрашения.
Еще раз в конце фильма драму провоцирует второе массивное вторжение прессы и ТВ, убийство технического директора специальными бригадами, драму, заменившую ядерную катастрофу, которой не будет.
Сходство ядерного и телевидения читается явственно в образах: ничто не обладает таким сходством с сердцем контроля и телеуправления центральной станции, как студии ТВ, а ядерные консоли смешиваются в одном воображаемом с консолями студий записи
