деле поглощается вся энергия реального, более не в зрелищном ядерном взрыве, но в скрытой и продолжительной имплозии, и которая сегодня набирает намного более смертельный оборот, чем все взрывы, которыми нас убаюкивают.
Поскольку взрыв – это всегда обещание, он есть наша надежда: посмотрите насколько, в фильме так же как в Харрисбурге, все ждут, когда оно взлетит, когда же деструкция заявит о себе и избавит нас от этой чудовищной паники, от этой паники устрашения, которую он производит в невидимой форме ядерного. Чтобы «сердце» реактора раскрыло, наконец, свою горячую мощь разрушения, чтобы оно убелило нас в присутствии, будь оно катастрофичным, [«сердцем»] энергии, и наградило нас своим спектаклем. Так как несчастье именно в том, что нет никакого спектакля ядерного, ядерной энергии в самой себе (Хиросима, с этим покончено), и именно по этой причине она отвергнута – она была бы благополучно принята, если бы была годна на спектакль, так же как предшествующие формы энергии. Катастрофическое второе пришествие Христа: субстанциональный продукт нашего мессианического либидо.
Но именно это никогда не произойдет. То, что произойдет, никогда не будет взрывом, но будет имплозией. Больше никакой энергии в ее зрелищной и патетической форме – всего романтизма взрыва, который обладал таким шармом, будучи в то же время революционным – но отныне холодная энергия симулякра и ее дистилляция в гомеопатических дозах в холодных
