свое мнение. Он решил зайти к нему и поинтересоваться заодно насчет Новали.
Он подошел к полицейскому посту тогда же, когда и комиссар. Сен-Жюст не успел раскрыть рта, как Ронжье втолкнул его в кабинет, захлопнул дверь, вытащил из кармана бумажку и заговорил:
— Знаю, что вы мне расскажете насчет происшествия с Милсентом. Я знаю также, что Ричардсон обедал с Танакой.
Он взглянул на бумажку:
— Но я знаю также, что после пяти часов состязаний из пятидесяти пяти участников двадцать уже прекратили борьбу. А из машин, которые нас интересуют, «готовы» уже шесть: «Игл» врезалась в защитное ограждение после виража у Красного холма; у «Матры» отказала коробка скоростей; у одной «Феррари» протекает масло, плюс «Феррари» Мазини, которая, вероятно, не сможет продолжать гонку; две «Хонды» и «Порш» вышли из строя по разным причинам, не внушающим подозрений. В чем же дело?
Ронжье перевел дыхание:
— Не могу же я, в самом деле, вести следствие каждый раз, когда какая-нибудь машина терпит неудачу и пропускает вираж!
Сен-Жюст не собирался спорить. Он сказал примирительным тоном:
— Вы правы, комиссар. Но если бы было легко вести расследование, то любой мог бы стать полицей ским.
Ответ был настолько неожиданным, что изумленный Ронжье только улыбнулся.
Сен-Жюст, осмелев, продолжал в том же тоне:
— А Новали? Вы не знаете, где он может быть? Ваш приятель из Марселя ничего не сообщил вам?
Ронжье принял таинственный вид. Это говорило о том, что вопрос поставил его в затруднение, и ответ был уклончив:
— О Новали никаких новостей. Что касается донесения Пеньо, я его жду.
Комиссар был явно смущен, и Сен-Жюст решил не настаивать. Он направился к дверям.
Полицейский пост располагался в деревянном строении. Находясь в одной комнате, можно было слышать все, что происходит в другой. Выйдя из кабинета Ронжье. Пьер остался в большой комнате, которая служила дежурным помещением. Он прислушался.
На его лице появилась удовлетворенная улыбка, когда он услышал, как Ронжье сердитым голосом вызывает набережную Орфевр. Было очевидно, что комиссар забыл про донесение о Новали, но не хотел признать перед журналистом свою оплошность.
Инспектору, который в Париже подошел к телефону, не повезло: его немилосердно обругали, а вместе с ним и всю марсельскую полицию.
Ронжье говорил тоном начальника штаба, не допускающим возражений:
— Немедленно разыщите этого тупицу Пеньо и потребуйте от него сведений о Новали, которые я жду уже целых три дня! И сейчас же позвоните мне. Это очень срочно!
Насвистывая, Сен-Жюст покинул полицейский пост. Уже совсем стемнело. Погода была прекрасная, сияли звезды, а машины продолжали свою адскую гонку. Пьер решил, что самое время позвонить Лоретте, которую непростительно забыл с тех пор, как приехал в Ле-Ман.
XVIII
У Лоретты телефон не отвечал. Сен-Жюста это не удивило: «Сегодня суббота. Она наверняка в кино».
Лоретта обожала кино. Сен-Жюст подсмеивался над этой ее страстью. Она любила художественные, поэтические, слегка заумные фильмы.
Лоретта не обращала внимания на шутки Сен-Жюста, а ее любовь к кино не уменьшалась.
— Может, я и люблю, как ты говоришь, фильмы с идеями, фантастические. Но мне нравятся и вестерны или хорошая музыкальная комедия. Я не такая ограниченная, как ты.
Эти маленькие размолвки не нарушали их согласия. Как говорил Сен-Жюст: «Если бы все были схожи, это было бы ужасно».
Возвращаясь на трибуну, чтоб вновь следить за ходом гонок, он размышлял, какую экзотическую чепуху раскопала на этот раз Лоретта.
С наступлением темноты трибуны почти опустели, а рестораны, бары и различные забегаловки были переполнены. Сен-Жюст опять уселся рядом с толстым бельгийцем. Тот держал в руке пакетик с хрустящим картофелем. Он предложил картофель Пьеру. Но Пьер отказался.
— Вы совершенно правы, месье, — сказал бельгиец.— Картофель здесь гораздо хуже, чем в Брюсселе... и, знаете ли, гораздо дороже, — добавил он.
После аварии «Альфа» Милсента почти сразу же продолжила гонку, а «Феррари» Мазини ремонтировалась около часа.
— Для него гонки закончены, — прокомментировал сосед Пьера.
С наступлением вечера блеск «Хонды» потускнел. Между восемью и десятью часами все они покинули трассу. Лабрус на своей «Матре» возглавил гонку, к огромному удовольствию болельщиков. Однако «Игл» Левиса и Стоуна отставала ненамного. Другая «Игл» шла на третьем месте. «Порш» — на четвертом, а вторая «Матра» (третья еще раньше выбыла из соревнований) была пятой. Что касается «Феррари», то создавалось впечатление, будто авария Мазини подрезала им крылья.
«'Матра', 'Игл', 'Порш' — гонка вырисовывается, — подумал Сен-Жюст. — Победу будут оспаривать эти три марки. Кто победит? Кто будет жертвой?»
Вдруг ему в голову пришла ужасная мысль: «А что, если преступление уже совершено? Может быть, мы увлеклись большими именами? Может быть, их интересовали один или два гонщика?»
Это испортило все удовольствие. Смотреть состязания больше не хотелось. Он простился с бельгийцем и исчез в темноте, погруженный в свои мысли.
Было около полуночи, когда он пришел в комнату Фабиена. «Игл» Левиса и Стоуна только что обошла «Матру» Лабруса. Доротея сидела с наушниками, Риотт был в ложе прессы, Кандидо следил за рестораном Танаки. Фабиен отсутствовал.
В половине первого, выпив две чашечки крепкого кофе, Сен-Жюст решил позвонить Лоретте. Она только что вернулась домой.
— Ты что, следишь за мной?—спросила она Пьера.
— Совсем нет!
— Ну хорошо. Поскольку ты беспокоишься обо мне, знай, что я провела весь вечер с Гонином.
— С Гонином?!
— Совершенно верно. Он так настаивал, что я не могла ему отказать. А потом я подумала о тебе. Незачем портить ваши отношения.
— Это очень любезно с твоей стороны, — ответил Сен-Жюст, невольно раздражаясь.
Лоретта пребывала в отличнейшем настроении, она продолжала:
— В ресторане я нарочно заказывала все самое дорогое! — и громко рассмеялась. — А потом я повела его в кино. Мы смотрели индусский фильм. Какой у него был вид, когда мы вышли после сеанса! Еще хуже, чем у тебя в подобной ситуации. И вот я только что вернулась. — Она заговорила серьезным тоном:— Он говорил в твой адрес только комплименты. Твоя идея позвать на помощь Гримбера была гениальной.
Разговор с Лореттой приподнял Пьеру настроение. Он представил себе, как Гонин вынужден был разориться в ресторане, а затем смотреть индусский фильм. Эти мысли его развеселили, и ему захотелось поделиться с Доротеей, которая знала Гонина. Рассказ этот позабавил и ее:
— И я бы лучше не придумала!