молчал, сознавая свою малость рядом с такими мастерами, как Куц, Ануфриев Протонин.
Да, был я в такой компании самым молодым и вообще перворазрядником. Тем не менее побежал весело. На Куца даже не смотрел, решал свои проблемы. Была у меня такая тихая задача — попасть в тройку призеров. Во-первых, почетно — медаль. Во-вторых, появляются шансы ехать на Олимпиаду.
Не стану долго рассказывать — я был третьим (14.12,6) после Куца (13.42,2) и Ивана Чернявского (14.05,0). Однако это еще не все. Устроили нам прикидку — Чернявскому, Александру Ануфриеву и мне. Двое первых едут в Мельбурн. Но должен признаться, что я, как самый молодой, был поставлен в более благоприятные условия, чем Ануфриев, хотя и проиграл ему на «десятке», где был четвертым. Саша, чтобы поехать в Мельбурн, должен был выиграть у нас с Иваном. Это сделать он не сумел, был третьим. А первым — Чернявский.
Об Ануфриеве я много слышал, прежде чем увидел его своими глазами. В газетах писали в 1952 году, что столяр-краснодеревщик из Дзержинска произвел сенсацию, завоевав бронзовую медаль в первом же состязании мужчин на Олимпийских играх в Хельсинки. Ануфриев был тогда третьим в беге на 10 тысяч метров. Мы еще не представляли толком, что такое Олимпиада, еще не научились оценивать себя мерками великих атлетов мира. Зато на каждом стадионе висел странный плакат: «Все мировые рекорды должны принадлежать советским спортсменам!» Серебряная медаль, а тем более бронзовая многими воспринималась как позор. Припоминаю разговоры наших ребят. Смысл их примерно был таким: «Если уж наш столяр-удалец улучил часок, чтобы оторваться от своего верстака, то он обязан был оправдать надежды земляков и стать чемпионом мира». Я утрирую, конечно, но это для наглядности. А суть примерно такой и была.
Но Ануфриев, конечно, был молодцом. Не имея серьезного соревновательного опыта, не зная соперников, не будучи искушенным в тактике, он опередил в Хельсинки едва ли не всех сильнейших стайеров мира.
Спортивная карьера Ануфриева оказалась недолгой. Он был чемпионом страны только в 1952 году, а потом все золото аккуратно отбирал у него Куц. Правда, Ануфриев несколько раз бил рекорды страны, но и они скоро переходили к Куцу. Ко времени нашего знакомства Ануфриеву было уже 30 лет. Его поджимали молодые ребята, да и тренеры не очень-то верили в него. Перед спартакиадным забегом Степанов сказал мне на разминке: «Вот этот человек и есть Ануфриев. Держись за ним всю дистанцию, а на финише выходи вперед, он плохо финиширует. Ануфриев тебе сейчас по силам».
Потом на предолимпийской прикидке Ануфриев очень понравился мне своей скромностью. И тогда, и на следующий год на прикидке перед кроссом «Юманите». Он выходил на старт тепло одетым, в лыжной шапочке с помпоном, в варежках.
«Как, Саша, готов на рекорд?» — спрашивали его. «Куда там, — отвечал Ануфриев, — мне, старику, только бы добежать!» Это казалось мне очень симпатичным. Как-то до этого в Одессе, на Спартакиаде Вооруженных Сил, один знаменитый бегун говорил в раздевалке, чтобы слышали все: «Сейчас я их всех понесу!»
Ануфриев появился в большом спорте, когда уже сходили знаменитые бегуны Ванин, Попов, Казанцев, Семенов. И как раз это время совпало с нашим олимпийским дебютом. Он успешно, я считаю, заполнил вакуум и был достойным предшественником Куца.
Окончив выступать, он не стал тренером. Уехал к себе в Дзержинск из Киева, куда уже успели его переселить, снова устроился работать краснодеревщиком. Конец Ануфриева был трагическим и необъяснимым. Как-то во время отпуска поехал он по Волге на моторной лодке кататься. Через месяц спохватились, что нет его. Искали, но так и не нашли. Лодка в целости и сохранности, а Саши нет…
Об Иване Чернявском я тоже слышал еще до нашей встречи на беговой дорожке. Особых побед за ним не числилось, но было известно, что он в очень хорошей форме и, пожалуй, посильнее всех, кроме Куца, разумеется. Чернявский занимался лыжами, а в легкой атлетике очень быстро прошел путь от новичка до олимпийца, необычайно быстро.
Иван был всегда молчалив, сосредоточен, даже хмур, необщителен. Мы с ним не раз жили вместе, но разговоры наши по пальцам можно пересчитать. Бывало, спросишь: «Ты зачем шипы на разминке в руках держишь? Свои ведь все ребята, не стащат!» Он посопит минут пять, потом вдруг: «Шо?» Много с ним не наговоришь. Особо больших побед он не одерживал, по-моему, как раз из-за своей замкнутости.
Перед соревнованием в каждом из нас котел бурлит. Надо пар выпустить, разрядиться. Пошутишь, поболтаешь, отвлечешься. А Иван все в себе держит. Так человек быстрее перегорает. Думаю, нервы его подвели, а то мог бы еще долго выступать и, может быть, большим чемпионом стал бы.
Но вернемся к Олимпиаде. И тут поначалу слово журналисту, ибо до моей первой Олимпиады было ведь еще 15.
История стайерского бега, как ни странно, очень коротка. Казалось бы, выносливость всегда привлекала внимание не меньше, чем быстрота. Но первые олимпийские старты стайеров состоялись лишь в 1912 году. А до того соревнования проводились либо на средних дистанциях — 800, 1500 метров, 1 миля, либо на сверхдлинных — марафон, часовой бег, суточный бег. Так уж получилось.
Первые легкоатлеты нового времени — студенты Оксфорда и Кембриджа стали состязаться в беге на милю. Это случилось 100 лет назад. И тут же превратились в традицию, как обычно бывало у британцев. Власть традиции оказалась такой могучей, что впервые в чемпионат Великобритании стайерские дистанции были включены только в 1932 году. Но, с другой стороны, со времен профессиональных скороходов остались в Англии состязания на различных сверхдлинных дистанциях.
Первый настоящим стайером считается англичанин Альфред Шрабб. В начале века он показал вполне приличный (даже по нашим сегодняшнем представлениям) результат на 10 тысяч метров — 31.02,4. У Шрабба была даже своя система тренировки: утром 5 километров медленного бега, вечером от 3 до 8 километров со средней, иногда и высокой скоростью. Как ты оценишь такую тренировку?
— Поскольку регулярных соревнований стайеров было в Англии очень мало, Шрабб стал выступать как профессионал. Он состязался один против эстафет. Как-то победил пятерых известных американских бегунов в эстафете 5 по 2 мили. Однажды с успехом сражался против смешанной эстафеты бегунов и лошадей. На пари соревновался со скаковыми лошадьми.
— Чаше всего выигрывал. Чем длиннее была дистанция, тем увереннее он побеждал. Как выяснилось, человек выносливее лошади. Животное не в состоянии долго выдерживать максимальный темп, хороший бегун в конце концов выходит вперед.
— Не знаю, как с лошадьми, не пробовал, а вот против эстафеты мне приходилось бежать.
— Это было в Тарасовке в 1957 году. Одновременно со мной тренировались футболисты московского «Спартака». Помнишь эту команду? Нетто, Симонян, Исаев. Сальников, Ильин… У меня в тот день была обычная тренировка на дорожке, а они вышли на зарядку. Мы хорошо знали друг друга. Поболтали, пошутили. А потом решили устроить эстафету: я бегу десять километров, а они вдесятером — по километру. Уже на втором круге я понял, что футболисты мне не соперники. Но я немного притормаживал, давал им возможность побороться. А на последнем километре легко убежал. Не берусь судить — все же не специалист я в футболе, но, на мой взгляд, они могли бы быть и повыносливее. Как считаешь?
— Думаю, что и побыстрее тоже могли бы быть. Помню, Игорь Тер-Ованесян рассказывал, что как-то тренировался в одно время со сборной страны по футболу. Он предложил Игорю Численко вместе брать короткие — метров по 20 — старты с ходу. Тот отставал сразу. А ведь Численко считался очень быстрым. Впрочем, не нам судить, может быть, футболистам нужна совсем другая скорость и совсем другая выносливость. Там все-таки у них еще и мячик. Это ведь тоже, наверное, имеет значение…
Вернемся к стайерскому бегу. В олимпийскую программу он был включен в 1912 году. Тогда не очень-то ломали голову над подобными вещами; кто-то предложил вот включили. В Стокгольме легкоатлеты состязались в таких странных, на наш взгляд, видах, как прыжки с места, метания с результатом по сумме бросков правой и левой рукой. Помимо бега на 5 тысяч и 10 тысяч метров, включили командный бег на 3
