пригласить их к себе в каюту, а вахтенному приказал подать туда портеру в достатке и приличные бокалы.
Каюта капитана была тесной. Фрегат, как и всякое другое судно, это дом моряка, и каждый капитан устраивает его по-своему. На фрегате «Св. Николай» царила безукоризненная чистота, все металлические детали пускали солнечных зайчиков в морские просторы, оснастка была в полном порядке, пушки в полной боевой готовности, паруса без заплат, а быт чрезвычайно скромен. Каюта капитана была образцом этой простоты и чистоты. Узкая койка, два стола — рабочий и обеденный, на стене карты, а также развешенные в удобном порядке шкалы, радиусы и квадранты, на полках в специальных гнездах покоились зрительные трубы, рядом готовальни, справочники и таблицы, к столу был жестко прикреплен большой компас. Единственной роскошью в каюте были икона в золоченом окладе и висящие над койкой отменно выполненные миниатюры Софьи и детей. Жена, изображенная в белом платье, с розой в напудренных волосах и с неприсущим ей торжественным выражением на бледном лице, была вставлена в прямоугольную рамку, дети в овальные. Лизонька на портрете была еще младенцем, а сейчас уже взрослая особа — двенадцать лет, посещает пансион, в коем учат арифметике, танцеванию, языкам разным, шитью и прочая, прочая… Николенька Корсак был в форме, поскольку проходил курс в Морском кадетском корпусе в классе гардемаринов.
Алексей оторвал взгляд от милых его сердцу миниатюр и подумал: хорошо, что пассажиров только двое, а то и усадить их было бы негде.
— Присаживайтесь, господа…
Бородатый, бледный, утомленный, в камзоле светлого шелку сразу сел в дальний угол под икону, второму ничего не оставалось, как сесть напротив Корсака. Сей невеликий господин тут же отодвинул от себя свечу, а потом он как-то странно потупился и прикрыл маленькой ручкой половину лица, словно оно у него было запачкано, оцарапано или пчелой укушено, словом, девицы, эдак жеманясь, прячут от жениха родинку, которая, по их понятиям, уродует лицо.
Представились:
— Барон Хох, — маленький господин вскочил, поклонился, не отрывая ладони от лица.
— Банкир Бромберг, — важно и высокомерно назвался плотный господин, — я вольный коммерсант из Кенигсберга, плавал в Англию по торговым делам.
— Куда плыл галиот?
— В Щетин.
— Вы, барон, тоже из Англии?
— Тоже… плавал по торговым делам, — Хох упорно смотрел в угол.
— Так вы вместе?
Никоим образом, — четко произнес Бромберг. — Я познакомился с милейшим бароном уже на борту судна, — он доброжелательно улыбнулся, расслабившись, закинул ногу на ногу, хоть это и трудно было при тесноте каюты, — насколько я помню, барон из Гамбурга.
Принесли портер и бокалы на подносе, стекло осторожно позвякивало в такт качке фрегата.
— Прошу, — Корсак разлил пиво по бокалам. — За ваше спасение, господа! Я хочу уведомить вас, что вы ни в коем случае не являетесь моими пленниками. Мы не воюем со штатскими, а посему вы вольны сами себе выбрать судно. Сейчас мой фрегат и галиот следуют по одному курсу, но скоро наши пути разойдутся. Галиот с русской командой на борту, но со старым капитаном поплывет в Пиллау. Мой же фрегат продолжит путь в Мемель.
Банкир слушал капитана с величайшим спокойствием и достоинством.
— Я благодарю вас, — сказал он с чувством. — Вы спасли нам жизнь. И если теперь великодушно предлагаете выбрать судно, то я бы предпочел плыть на галиоте, с вашего позволения. Я к нему уже привык.
Алексей повернулся к барону, который, потянувшись к портеру, ослабил меры предосторожности, убрав руку от лица. Пламя свечи вдруг вспыхнуло, осветив его испуганную физиономию.
«Да мы знакомы, — подумал уверенно Корсак. — Откуда?»
Он вдруг отчетливо вспомнил резвую фигурку барона, как он бежит вприпрыжку по палубе и длинная шпага его цепляется за мачты и снасти. В памяти, как бы параллельным планом, возник образ умирающего Брадобрея, и умоляющие глаза его, и синюшные ногти.
— А ведь мы встречались, барон, — сказал Алексей весело. — Или вы меня не узнали?
Барон поперхнулся пивом и затряс отрицательно головой. Спутник посмотрел на него сурово.
— О, господин барон, всмотритесь в капитана повнимательнее. Почему вы отказываетесь от такого приятного и полезного знакомства?.. В вашем-то положении…
— Да не помню я их, — с раздражением бросил Хох, переходя вдруг на лакейское «их» без добавления титула, «сиятельства», скажем, или «превосходительства». — Вероятно, я похож на какого-то другого господина.
Теперь Алексей вспомнил все с полной отчетливостью. Удивляло только поведение барона. Почему- то странный пассажир никак не хотел быть узнанным.
— Мы встречались около года назад на шхуне с романтическим названием «Влекомая фортуной», — обратился Алексей к невозмутимому Бромбергу. — Меня подняли на борт в Мемеле. Я был ранен и ничего не соображал, — добавил он смущенно.
Бромберг, соболезнуя, покивал головой, а строптивый Хох буркнул:
— Не помню.
— На этой шхуне еще плыла очаровательная девушка, — теперь Корсак обращался уже непосредственно к барону. — Ее звали… сейчас вспомню… ее звали Анна. А пассажиры называли ее леди. Ну как же вы забыли? Вы еще волочились за ней! Сознайтесь, барон!
— Ну же, барон, — со смехом поддакнул Бромберг.
— Я никогда не волочился за Анной Фросс, — обиженно засопел барон Хох.
— Не волочились, и хватит об этом, — с неожиданной запальчивостью воскликнул Бромберг и тут же умолк с вежливой улыбкой.
— А вас тоже мудрено узнать, — барон как-то съежился, сморщился на табурете, ни дать ни взять лесной гном. Видно, что ему не хотелось говорить, но его словно бес под ребро толкал. — Вы были такой больной, такой бледный. А потом еще и антонов огонь у вас начался. Брадобрей ходил к вам в каюту, советовал ногу отнять.
— Брадобрей? — переспросил Алексей. — Ах, да, конечно… Я ведь был без сознания, и — воспоминания мои смутны. А вы любите путешествовать, барон?
Хох пожал плечами, испуганно зыркнул на Бромберга и присосался к портеру.
Обычная история, встретились два старых попутчика, что может быть проще, однако Алексей точно знал, что барона он от себя не отпустит. Может быть, он излишне подозрителен, ну что ж, получит в Мемеле выговор, но с Хохом необходимо разобраться. Если бы маленький барон, увидев Корсака, закричал: «Ба, какая встреча! Так вы капитан? А помните?..» — и так далее, может быть, Алексей и не заподозрил бы ничего. Но ведь все было совсем не так.
— Господа, простите формальность. Я прошу ваши бумаги. В Кенигсберге вам выдали паспорт? — вежливо обратился он к банкиру.
Ах, паспорт, пожалуйста… Бумага Бромберга была извлечена из кожаной сумки. Корсак пробежал ее глазами, все, кажется, по правилам. Паспорт выдан в Кенигсберге на двух языках, печать и подпись генерала-наместника.
— А я путешествую без бумаг, — пролепетал Хох, когда капитан обратил на него свой взгляд. — Может быть, простите мне это… по дружбе?
— Увы, барон. Более того, я вынужден обыскать ваш багаж, — Корсак вежливо поклонился и крикнул вахтенного.
Барон рванулся было к двери, но потом застыл с горестным выражением на лице. Паспорт лежал на самом дне дорожного сундука. Может, не найдут? Но судьбу горемычную не переспоришь. «Попался, попался окончательно!» — завыло, закричало все внутри, когда он увидел входящего в каюту вахтенного. В руках у него был кенигсбергский паспорт.
— А вы, оказывается, Блюм? — с удивлением спросил Корсак, прочитав бумагу барона.
