Да, провел.
Джо знал это, понимал необъяснимым внутренним чутьем, спрятанным так же глубоко, как и самые сокровенные его чувства.
Теперь он понял, почему никогда не боялся леса, почему ему никогда не было страшно бродить одному высоко в горах.
Его отец — его настоящий отец — находился рядом, хотя Джо никогда и не осознавал этого.
Теперь он также понял, почему никогда не заводил друзей, никогда не подстраивался под остальных детей в Сугарлоафе.
Он был другим!
Что-то глубоко внутри отличало его от всех остальных.
Именно поэтому проводил он так много времени в одиночестве или с животными на ранчо.
Не только потому, что с ним сурово обращался его отец. Причина крылась в нем самом. Только животные никогда не отворачивались от Джо, не вели себя так, будто с ним происходит что-то неладное, не сторонились его, как делали это ребята из школы.
И всегда, насколько он помнил, горы манили его, взывали к самым сокровенным чувствам, нашептывали, что только им он и принадлежал по праву.
Теперь Джо понял, почему.
Горы были тем местом, где жил его отец, его настоящий отец, который провел там долгие годы, наблюдая за ним. Джо вспоминал все те случаи, когда стоял у окна своей комнаты, ощущая странное невидимое присутствие, манящее его извне, пытаясь преодолеть жгучее желание выбраться из дома в темноту ночи.
Теперь он знал, что этот мужчина был там, за стенами дома, скрывался во мгле, так близко, что Джо ощущал его присутствие.
Он находился неподалеку все время, охраняя его, и в конце концов, когда муж его матери начал драться, отец защитил его.
Он любил его.
Даже сейчас Джо ощущал прикосновение горного человека к своей щеке, чувствовал, как согревала его любовь, когда этот мужчина сидел около него на корточках.
Мужчина, который был его отцом, и которого он предал.
Именно сегодня Джо показал Рику Мартину, где жил его отец, отвел его высоко в горы, и они начали преследовать его и согнали вниз.
Но его отец простил его.
Даже после того, как за ним охотились в течение целого дня, вынудили его спуститься вниз, покинуть безопасное пристанище в горах, он простил его.
Его отец знал, что умрет. Он сказал Джо, что умрет именно в этот день.
И все же его отец простил его.
Простил его и любил его.
Мальчик протянул вперед руку, чтобы погладить щеку Шейна Слэтера, так же как раньше Слэтер гладил его щеку, и из горла Джо вырвался нечеловеческий вой, исполненный мучительной боли.
Боли и ярости.
Прошли долгие годы, прежде чем Джо стал сыном своего отца.
Оливия Шербурн услышала вой, взорвавший тишину мягко падающего на землю снега, услышала, как эхом разнесся по долине не заглушаемый больше ураганным ветром звук и постепенно стих.
Похожее завывание донеслось до нее несколько минут назад, тот же нечеловеческий выход обманутых чувств, наполненный болью вой, от которого у нее кровь застыла в жилах.
Неужели это действительно было лишь несколько минут назад? Казалось, будто прошли часы, бесконечные часы, которые она провела, утопая в снегу, в отчаянии разыскивая хоть какой-нибудь знакомый ориентир.
Но как только начал оседать поднятый ветром снег, слепивший глаза, предметы, проступая сквозь снежную завесу, стали наконец обретать знакомые очертания.
В двадцати ярдах от Оливии стояла белоствольная сосна — удивительное дерево, не имеющее никакого сходства с высокими корабельными соснами, покрывающими горные склоны. Ее причудливые ветви раскинулись далеко в стороны от шишковатого, с наростами, ствола, а собранные в пучки, напоминающие листочки иголки держали на себе такую массу снега, что сосна выглядела укутанной огромными клочьями ваты.
Она узнала дерево, она видела его, когда бывала на ранчо, его необычайный вид завораживал ее всякий раз, когда она появлялась на просторном, расчищенном от леса участке, на котором стоял дом.
Но сегодняшним вечером она приближалась к нему с другой стороны. И поняла, что произошло. Она пробиралась через лес на север, вместо того чтобы идти на запад, поэтому двигалась не параллельно дороге, пока та петляла по долине, а пересекла саму долину. Теперь она знала, что сарай и навесы находятся как раз за деревом, хотя и не могла пока их видеть.
Как и то существо, исторгнувшее этот яростный вой, эхо которого до сих пор звучало в долине. Сняв с плеча дробовик, Оливия проверила патронник и направилась в сторону хозяйственных строений ранчо. Она почувствовала приток новых сил, когда поняла, что больше не блуждает в неизвестности, рискуя заблудиться и замерзнуть. Держа ружье наготове, женщина пробиралась через сугробы, стараясь двигаться как можно быстрее.
Стоя на коленях у тела своего отца, Джо Уилкенсон уловил слабый звук поскрипывающего под ногами снега. Тело его напряглось, и он инстинктивно принюхался к воздуху, пытаясь уловить запах приближающегося.
Глухое рычание вырвалось из его горла, он вдруг метнулся в сторону и исчез за углом сарая. Там, под прикрытием небольшого навеса, Джо припал к земле, чувства его были обострены: он присматривался и выжидал.
Уже был виден навес, под которым стоял трактор, и Оливия удвоила свои усилия. Наконец-то она достигла цели! За навесом находился сарай, а за ним уже и сам дом.
Вдруг она остановилась как вкопанная, глаза у нее расширились, — она увидела пару ног, торчащих из- за угла постройки, где стоял трактор.
Пару ног — босых, с мозолистыми ступнями, скрюченными кривыми пальцами с загибающимися внутрь ногтями, которые больше походили на когти. Пульс у нее участился, Оливия резко сменила направление и через мгновение уже рассматривала тело.
Тело, лежащее на снегу, с огромной зияющей в животе раной, из которой все еще сочилась кровь.
Снизу на нее невидяще смотрели два глаза из запавших глазниц.
Во лбу у мужчины была глубокая рана, как будто кто-то вогнал ему в череп гвоздь, а затем вырвал его оттуда.
Оливия всматривалась в лицо мужчины, и ее охватывал ужас: искаженные черты лица постепенно начинали казаться ей знакомыми.
Но она, безусловно, никогда раньше не видела этого человека — иначе бы не забыла это дикое лицо, странную смесь человеческого и звериного.
И вдруг чувство приближающейся опасности нарушило мысли Оливии. Она застыла, каждая мышца ее тела напряглась. Женщина резко повернулась, подняла ружье к плечу, левой рукой крепко сжимая ружейную ложу, согнутый указательный палец правой руки лег на курок.
Секунду спустя с противоположной стороны навеса на нее спрыгнул Джо Уилкенсон, навалившись сзади с такой силой, что сбил с ног.
Ружье выстрелило, и Оливия почувствовала, как правую руку выбило из сустава, настолько сильной была отдача. Она вскрикнула от острой боли и попыталась перевернуться, освободиться от тяжести напавшего на нее существа.
Но при каждом движении она чувствовала, как рука, обхватившая ее шею, все сильнее сжимает горло, лишая возможности дышать.
Она должна сдвинуться с места. Должна что-то сделать — хоть что-нибудь! — чтобы освободиться от
