— Мамочка? — обратилась к ней Алисон сонным голосом. Марианна повернула голову и взглянула на дочь, которая выглядела в это утро гораздо моложе своих тринадцати лет. — Все это произошло на самом деле? — выдохнула Алисон, глаза наполнены страхом, лицо побледнело.
Марианна смогла лишь кивнуть, у нее не было сил вымолвить ни слова.
— Что мы будем делать? — продолжала Алисон. — Мы поедем домой? Вернемся назад к папочке?
'Мамочка... Папочка... '
Еще вчера утром Алисон называла ее только «мамой», и в течение уже многих лет обращалась к отцу не иначе, как «папа». А сейчас, после страшного потрясения, пережитого накануне, она вернулась к словам своего раннего детства. С сердцем, исполненным нежности к девочке, которая была сейчас единственным, что у нее осталось, Марианна вновь подошла к дивану, села и снова обняла Алисон.
— Я не знаю, что мы будем делать, дорогая, — тихо произнесла она. — Единственное, что я знаю, прямо сейчас мы совсем ничего не сможем сделать. Дорогу занесло снегом, и телефон до сих пор не работает. Нам придется ждать, пока кто-нибудь не приедет сюда и не поможет нам.
— А что если никто не приедет? — задала вопрос Алисон.
— Приедут, — пообещала Марианна дочери. — Как только появится возможность, кто-нибудь обязательно приедет и поможет нам. — Она направилась на кухню, понимая, что должна чем-то заняться, чтобы вновь не сомкнулся вокруг нее ужас прошедшей ночи.
Но когда стала варить кофе, она бросила взгляд сквозь окно на то место за полем, где исчез в лесу Джо.
И внезапно ей пришла в голову мысль.
Что если Джо вернется?
Что если никто не приедет к ним на помощь, а Джо возвратится?
Высоко в горах Рик Мартин пошевелился, затем начал медленно пробуждаться. От холода у него застыло все тело, но он пережил ночь. Небольшой костер, который ему удалось разжечь, уже давно погас. Он сунул руку в карман, пытаясь нащупать плотную пластмассовую коробочку, в которой лежал скудный запас спичек. Наконец нашел ее, вытащил из кармана, но понял, что пальцы настолько онемели, что ему вряд ли удастся отвинтить крышку маленького серого цилиндра. Рик стал массировать пальцы правой руки, затем расстегнул «молнию» на куртке и засунул обе руки себе под мышки, чтобы согреть их. Пока к пальцам медленно возвращалась чувствительность, вызвав мучительный зуд, он огляделся вокруг, высматривая, что можно было бы подбросить к черным уголькам, оставшимся от вчерашнего костра. Спустя мгновение скрюченными от боли пальцами он начал разламывать одну из толстых ветвей, которые использовал в качестве временной постели, и осторожно складывать отдельные кусочки в кучу, так чтобы воздух мог свободно циркулировать между сырыми сосновыми иголками. В конце концов, удовлетворенный результатами своей работы, мужчина чиркнул первой спичкой и поднес ее к самой середине небольшой кучки. Ярко вспыхнуло пламя. Иголки, не в силах разгореться, шипели, и вскоре звук замер, спичка догорела и превратилась в дымящийся обуглившийся обломок.
Он зажег следующую, последнюю спичку, и костер в конце концов занялся. Сложив руки лодочкой, он оградил крошечное пламя и стал осторожно дуть на него, пока огонь бежал по иголкам. Лишь когда хорошо разгорелось, он отважился подбросить еще веток. Костер продолжал гореть, и через некоторое время он почувствовал, как проникает сквозь одежду тепло.
Рик разломал на куски все остальные ветки, которые хорошо послужили ему не только в качестве подстилки на твердой земле, но и защитили от снега, шедшего всю ночь, подбросил их, чтобы поддержать пламя, в огонь. В конце концов от костра стал исходить такой жар, что он вынужден был подняться на ноги и отступить на пару шагов назад. Наконец совсем отошел от костра и начал разбивать снежное ограждение, которое соорудил вчера, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Перегородка стала гораздо толще, чем он сделал ее: ветер намел на нее много снега. У основания она достигла толщины около четырех футов и почти так же высоко поднималась над землей. Но снег был мягкий, и в течение нескольких секунд Рик раскидал стенку и выбрался из крошечной пещеры, в которой пережидал буран. Он окинул взглядом долину, укутанную сейчас толстым белоснежным покрывалом, лишь отвесные гранитные утесы по-прежнему не были занесены снегом. Далеко внизу, едва видимая на расстоянии, лежала деревня, похожая с высоты на крошечное поселение, зажатое в снежных тисках. Крыши, казалось, были навсегда погребены под белыми шапками, а в маленьких, разрисованных морозом окнах мерцали огоньки свечей.
Мартин вытащил из футляра рацию и включил ее. В это утро, когда эфир не был засорен из-за непогоды шипяще-свистящими атмосферными помехами, он слышал диспетчера в Чаллисе так отчетливо, будто они разговаривали по телефону.
— Джилли провела у телефона всю ночь. И если мы тебя не вызволим, боюсь, она приедет и убьет меня, даже если ей придется самой расчищать дорогу от снега. О Боже, Рик, ты можешь в это поверить?
— Высота снежного покрова там, где я нахожусь, почти три фута, — сказал ей Рик. — Как скоро вы сможете направить вертолет, чтобы вытащить меня отсюда?
— Займусь этим прямо сейчас, — пообещала диспетчер. — У нас есть предположение, кто тот человек, которого ты выслеживаешь. Некто Шейн Слэтер, находящийся в бегах уже почти пятнадцать лет.
Прежде чем Рик смог ответить, в рации раздался голос Джилли, в котором слышалось явное облегчение.
— Рик? Боже милостивый, с тобой действительно все в порядке?
— В относительном порядке, насколько я могу судить. Учитывая, что у меня не было и маковой росинки во рту, что я пропустил футбольный матч, и я, должно быть, становлюсь уже слишком старым, чтобы спать на куче веток. Но я жив, поэтому, полагаю, грех жаловаться. А как ты поживала?
— Я — прекрасно, — откликнулась Джилли, — если не считать, что не сомкнула глаз. Я очень волнуюсь из-за Оливии и Марианны Карпентер. У обеих не работают телефоны, и единственное, что мне удалось узнать, что Стиффлы вчера, во второй половине дня, по пути в город встретили Оливию. Она сказала, что направляется за Марианной и детьми, чтобы отвезти их к себе домой.
— Тогда они, наверное, там и находятся, — заметил Рик. — Оливия знает, что делает.
Джилли молчала, обдумывая, стоит ли ей сообщать Рику некоторые подробности, которые не дают ей покоя. Прежде чем она пришла к определенному решению, он сам намекнул ей на это.
— А ты смотрела из заднего окна? Оттуда видна ее труба.
— Уже посмотрела, — отозвалась Джилли. — Дым из трубы не идет, но ты же знаешь Оливию — она не станет топить, если можно обойтись и без этого. И все же, если бы она была дома, то всю ночь поддерживала бы огонь в камине.
Рик вновь окинул взглядом долину и заметил нечто похожее на тоненькую струйку дыма, поднимающегося вверх в том самом месте, где стоял дом Уилкенсонов.
— Думаю, что все они, должно быть, отсиживаются в Эль-Монте, — произнес он в рацию.
— Рик, — вклинился голос диспетчера, — похоже, что мы не сможем направить за тобой вертолет в ближайшие два часа. Очень много людей попало в беду, и большинству из них требуется медицинская помощь. Сможешь ты продержаться еще немного?
— Черт возьми, я могу сделать гораздо больше, — откликнулся Рик, голос звучал мрачно. — Уж если я смог пробраться сюда в самый разгар бурана, то уж наверняка, черт возьми, выберусь отсюда сейчас, когда ветер стих.
— Рик, ты останешься там, где находишься! — перебила Джилли, повысив голос. — Счастье, что остался жив, и ты сам это понимаешь! Поэтому оставайся на месте и жди, пока кто-нибудь не сможет прибыть и вызволить тебя оттуда.
Рик покачал головой, хотя рядом никого не было и никто не мог его видеть.
— Ни в коем случае! Будет гораздо лучше, если я выберусь отсюда по земле, а не стану болтаться на веревке под брюхом какого-нибудь вертолета. А то они еще волоком протащат меня по деревьям и тем самым прикончат. Поговорим позже.
Выключив рацию прежде, чем Джилли смогла что-то возразить, он закидал снегом уже потухающий костер и тронулся в путь. Рик пробирался сквозь сугробы, пока не подошел к кромке леса, где идти стало намного легче, поскольку основная масса снега осела на плотном пологе из раскинувшихся над головой ветвей. Здесь большие участки земли были по-прежнему обнажены, и он возвращался назад тем же путем,
