включить.
Она уже час искала в доме радио.
Ей казалось, что в квартире Лайама слишком тихо.
В гостиной стояла новейшая электронная система, с которой Марисала не умела обращаться. Она смогла включить только телевизор — но телевизор надоел ей еще дома. Ей хотелось наполнить дом музыкой: эта анфилада пустых и тихих комнат действовала на нее угнетающе. Сколько комнат нужно одинокому человеку? В этой квартире их восемь, не считая трех ванных. Трех! Скажите на милость, зачем столько комнат одинокому мужчине?
А Марисала не сомневалась, что Лайам одинок. Во всей квартире она не обнаружила ни малейших признаков присутствия женщины.
Спальню наполнили звуки джаза. Марисала крутила ручку дальше, ища какую-нибудь испаноязычную радиостанцию. Услышав знакомый ритм, она удовлетворенно откинулась на подушку.
Да, спальня у него что надо.
Только самого его не хватает.
Лайам хочет ее. Матерь Божья, он ее хочет! Одна эта мысль едва не заставила Марисалу громко расхохотаться. Однако это правда. В его глазах она прочла желание.
Нет, она его больше не любит. Их разделяют долгие годы… и страшные события.
Но любовь и желание — вовсе не одно и то же! Любовь — сложное и слишком часто мучительное чувство. Вот жар минутной страсти — совсем другое дело.
Тем более, что Лайам Бартлетт — самый сексуальный мужчина, какого ей случалось видеть. Она готова была поклясться, что второго такого нет во всем мире!
И Марисала оказалась с ним в одной квартире!
Насколько она поняла, в это время года квартиру в Бостоне найти нелегко. Она задержится здесь на несколько дней — а, если повезет, и на несколько недель…
И рано или поздно огонь, который она заметила в глазах Лайама, охватит их обоих.
И чем скорее, тем лучше, подумала Марисала.
Она встала с постели и подошла к гардеробу. Пушистый голубой ковер приятно ласкал босые ноги, а дерево шкафа казалось на ощупь мягким, как шелк.
На одной из полок она увидела фотографии. В середине стояла свадебная: в женихе Марисала узнала Кэла — брата Лайама. Сводного брата, вспомнила она. Смуглый, черноволосый и убийственно серьезный, Кэл не напоминал брата ничем, за исключением таких же удивительных синих глаз. На фотографии он не сводил взгляда с невесты, и в уголках его губ играла легкая улыбка.
Марисала поставила фотографию на место — и в этот миг ее привлекло фото Лайама верхом. Матерь Божья, да ему здесь не больше семнадцати лет! Совсем мальчик — но какой красивый! Он откинулся назад и хохочет во все горло, ковбойская шляпа лихо сбита на затылок. Позади виднеются вершины величественных гор. Марисала догадалась, что перед ней — Монтана, ранчо Кэла. Тогда, в джунглях, Лайам не раз восторженно описывал ей на двух языках красоту своих родных мест…
Поколебавшись, Марисала открыла верхний ящик гардероба. Она знала, что поступает дурно, но не могла остановиться.
В ящике лежали майки, трусы и носки всех цветов. Марисала хихикнула и поспешно задвинула ящик.
«Будь как дома» еще не значит «Ройся в моем белье», — сказала она себе.
Марисала подошла к столику и выключила радио. Ей не следовало приходить сюда без приглашения. Но Марисала надеялась, что скоро, очень скоро ее сюда пригласят…
В этот миг она заметила на столике сборник повестей Сэлинджера. «Выше стропила, плотники». Лайам рассказывал, что Сэлинджер — его любимый писатель, а эту повесть он перечитывает всегда, когда становится тяжело на сердце.
Его что-то мучает. Марисала поняла это с первого взгляда еще там, в аэропорту. Но тогда ей показалось, что все дело в долгой разлуке. Пять лет, проведенных вдали друг от друга, неизбежно создают отчужденность.
Марисала положила книгу на место… и в этот миг в глаза ей бросился конверт, вложенный в книгу вместо закладки. Именно такими белоснежными хрустящими конвертами пользовался ее дядюшка.
Повернув конверт, Марисала обнаружила адрес Лайама, надписанный знакомым мелким почерком.
«Будь как дома» еще не значит «Читай мои письма».
Но ведь это письмо — от ее дядюшки, и скорей всего прямо ее касается. Она должна знать, что поручил Лайаму Сантьяго!
Искушение было слишком сильно. Марисала достала из конверта письмо и погрузилась в чтение.
Лайам столкнулся с ней совершенно случайно, кварталах в трех от дома. Марисала шла вниз по улице. С сумкой на плече.
«Какого черта?..»
Он выскочил из машины, остановив ее прямо возле пожарного крана, и, не выключив фар, бросился вдогонку.
Марисала оглянулась и, заметив его, ускорила шаг.
— Эй! — окликнул он ее, догоняя. — Что случилось? Куда ты?
Не замедляя шага, Марисала обожгла его гневным взглядом и выпалила длинную тираду по- испански.
На Сан-Салюстиано Лайам хорошо выучил испанский, но за последние годы основательно его подзабыл. Однако общий смысл был ему понятен. Марисала упоминала грязную крысу и лошадиный навоз, каким-то образом связывая эти понятия со своим собеседником. Еще Лайам расслышал что-то о предательстве старой дружбы… и о письме Сантьяго.
Она все узнала! Должно быть, нашла письмо и прочитала его!
Лайам чертыхнулся сквозь зубы и снова бросился за ней.
— Марисала, клянусь, я собирался тебе все рассказать…
Марисала резко повернулась к нему.
— Вот как? — спросила она. — И когда же? Когда ты собирался сообщить, что тебе поручено стать моей гувернанткой и бонной? Что ты должен научить меня красиво одеваться, модно причесываться, женственно ходить, непринужденно поддерживать светскую болтовню — а главное, не раскрывать рот при мужчинах?
Марисала дрожала от ярости, и Лайам понял, что совершил большую ошибку.
— Прости. Я понимаю, что должен был все объяснить сразу…
— Мне не нужен надсмотрщик! Мне не нужна ни твоя помощь, ни защита — и, уж конечно, не нужно твое гостеприимство!
— Марисала…
— Как ты мог согласиться на такую глупость? Как мог даже подумать об этом?
— Мне показалось, что это не так уж серьезно. Все, чему ты должна научиться, — не показывать при каждом удобном случае свою силу…
— Ага! Значит, я только и делаю, что показываю свою силу? — Пока Марисала не пускала в ход руки, но Лайам понимал, что этого недолго ждать. — Спасибо, что сказал. Вот не знала, что вы все так меня боитесь!
— Марисала, твой дядюшка — человек другого поколения. И тебе будет гораздо легче с ним столковаться, если ты…
— Если я что? Буду тихо, как мышка, сидеть в уголке и не вмешиваться в мужские разговоры, даже если мне есть что сказать? Буду носить платья и юбки, которые он для меня покупает? Проведу остаток
