талмудической старины с ее бездушным законничеством и скептицизмом и с узколобым фанатизмом воздерживаются от общения с окружающей иноверной стихией с ее многочисленными и грозными соблазнами иноверия и безверия. Хуже всего то, что имеющийся у них в наличности запас опыта, идей и традиций слишком скуден сокровищами настоящей, живой, ориентирующейся на многомятежную современность религиозной мысли, чтобы они оказались в состоянии выступить с претензией на духовное уловление и водительство молодежи, поголовно зараженной уравнительно-утопическими европейскими началами во всех их социалистических и самоопределенческих разновидностях. Передовые хранители нашей национально-религиозной традиции поэтому ничего лучшего не могли придумать, как уйти в общие ряды простонародной массы и очистить поле для «правящего слоя» совсем иного сорта — для нашей обезличенной, от ворон отставшей, а к павам не приставшей, духовно опустошенной многообразно- утопическими соблазнами интеллигенции, лишенной каких бы то ни было твердых устоев в отношениях как к собственной национально-религиозной стихии, так и к культурно-политическим и государственным проявлениям и определениям окружающей среды — реально данного российского отечества.
В итоге миллионные массы восточного еврейства в наши дни представляются совершенно лишенными настоящего, прочного и в истинном, высшем смысле реалистического культурно-национального водительства и оставленными положительно без руля и без ветрил на произвол разбушевавшихся революционных стихий. Периферийная интеллигенция, в течение нескольких последних десятилетий перед революцией хотя бы на словах иногда притязавшая на творческое возглавление народа, в настоящее время, даже и при самой снисходительной оценке, должна считаться лишенной последних остатков этого и прежде очень тускло сиявшего ореола.
В Советской России наша периферийно-интеллигентская верхушка ужасающе быстрым темпом проходит и в значительной части уже закончила процесс приобщения к новообразованию общероссийского правящего слоя из представителей всего многонародного населения, слоя, объединенного исключительно общей материальной заинтересованностью в удержании и использовании власти над страной и фанатическим исповеданием коммунистической лжеверы. Лишь нехотя и спустя рукава уделяется там внимание настоящей, творческой работе среди национальностей, зато всеми мерами искусственно обнажаются и обостряются центробежные эгоизмы, вместо благотворного и общеполезного сближения на основе фактической и предустановленной принадлежности всех их некоторому великому культурно- историческому целому. Еврейские интеллигенты и полуинтеллигенты, поскольку они входят в состав этой правящей верхушки, разбросаны по всей необозримой стране условиями и прихотями служебной карьеры и, оседая на новых местах, национально и даже идеологически рассасываются окружающей средой и бытовой стихией, культур, но и житейски все более отрываясь от своей исходной области — Западного, Юго- Западного и Степного краев, в которых сосредоточены основные этнические пласты русского еврейства. Революция и гражданская война довели тамошнее еврейское население до последней черты разорения, разгрома и запуганности, и оно пребывает в перманентном состоянии пугливо-чуткого, сторожкого ожидания каких-то концов и пределов. Не может быть никакого сомнения, что пронесшиеся над народом кровавые вихри и шквалы вызвали в народной душе какие-то ответные отклики, какие-то, пусть смутные, религиозно-мистические переживания, какую-то переоценку старых упований и пересмотр прежних жизненных и социально-политических основ, какое-то более тесное сплочение вокруг своего древнего Бога, единственной защиты и прибежища в грозу и бурю. Но эти настроения и чаяния некому уловить и оформить, и их протекание и развитие совершается, как и весь глубокий подземный процесс России вообще, под пеленой глубокой тайны.
Не менее безотрадную картину являет положение основных слоев еврейского населения и на окраинах, ныне не входящих в состав СССР. Выброшенные неожиданно и резко из привычного бытового, политического и экономического оборота великой империи, запихнутые глубоко в недра «меньшинственного» человеческого мусора, еще великодушно терпимого большинственными заправилами из вчерашних провинциальных неудачников и проходимцев, пребывая не временно и преходяще, а постоянно и безнадежно, как то следует из самой концепции мелконационального государства, на положении партии, еврейские массы пребывают в таком же, как и в Советской России, состоянии катастрофического разорения и приниженности, и в этом отношении новое время принесло великие разочарования и огромное ухудшение в сравнении даже с не особенно добрым старым, отняв и те положительные стороны быта и деятельности, которые связаны были с самим фактом пребывания в составе великого государства, с его огромными пространствами, скрытыми богатствами и неограниченными возможностями. В то же время еврейские интеллигенты на этих окраинах, для которых к прежним социально-утопическим соблазнам коммунизма прибавилась тяга к СССР как к современной инобытийственной личине России, ушедшей от них политико-географически, но сохранившей в сердцах незыблемую о себе память, — предаются привычному делу политического бунтарства и подрывательства, навлекая ярость шовинистской демократии на головы исконно-профессионального козла отпущения — еврейских народных масс. Сионисты проповедуют этим массам идею самостийно-еврейской Палестины и шлют за тридевять земель наивных ремесленников и доверчивых юнцов погибать от малярии и от пуль арабов, которым полагается быть осчастливленными английским «мандатом». Сами же сионистские агитаторы сидят крепко на насиженных местах, все еще смакуя пункты Вильсона и воспоминания о падении старого царства азиатского кнута и процентной нормы и играя со своими большинственными демократическими соратниками в разные хитроумные парламентские комбинации и блоки.
К тем унизительным и пренебрежительным формам, в которых проявлялось грубо-эксплуататорское отношение еврейских материально и интеллектуально господствующих слоев в забитой и бесправной массе и от которых последнюю нередко хоть отчасти спасало только вмешательство государственной власти (осуществлявшееся, к сожалению, в слишком мягких и патриархальных формах), в результате революции, поскольку вообще сохранилось значение еврейской средней и крупной буржуазии, прибавились новые, специфически присущие господствующим ныне в области политики формам профессионально- демократического надувательства. Это обстоятельство дает могущественный толчок для пересмотра старых рутинных представлений об отношениях между общегосударственной властью и еврейским народом в России с точки зрения различности и особенности отдельных слоев этого народа. Вглядываясь сейчас задним числом в картину этих отношений, начинаешь подмечать в ней многое такое, чего раньше почему- то не замечал никто — ни из еврейской среды, ни из поборников вульгарного антисемитизма, что кажется тем более удивительным, что тут же рядом, в среде русской интеллигентской общественности, шли нескончаемые споры на темы о несоответствии и чуждости политических и культурных идеалов высших слоев вековым воззрениям и чаяниям народа и что естественная аналогия напрашивалась сама собою.
Еврейский народ, в глубине своего основного культурно-этнического массива, всегда был и по сей день остался враждебным или, по меньшей мере, далеким и чуждым утопически-беспочвенной настроенности и изуверски-фанатическим увлечениям нашей периферии как химерой материально- политического овладения Св. Землей, так и заманчивым соблазном даровых благ коммунистического рая. Внутренно слышимые звуки каких-то основных струн душевного настроя влекли религиозного еврея к уважению и ценению онтологически сродных проявлений православного благочестия в окружающей иноверной среде, и он умел также по достоинству оценивать слабые стороны и ложный блеск той самой европейской культуры, которая приводила нашу периферийную интеллигенцию в такой нерассуждающий и неистовый восторг. Нескрываемому и высокомерному презрению, с которым Запад, в лице своей наиболее нам, евреям, близкой исторически и генеалогически персонификации, то есть в лице европейского еврейства, относился к насквозь религиозно-ритуальным устоям бытия восточного еврейства, и особенно к его материальной нищете и беспомощности, — последнее умело противопоставлять идущую из глубин непосредственно религиозного и практического смысла насмешливую сатиру на «дейча» (немецкого еврея). Еврейский дух глубоко воспринимал пафос российского органического великодержавия, с большой степенью отчетливости постигал этическое и эстетическое величие той огромной и многоцветной совокупности народов, пространств и богатств, которая помещалась под куполом России. В душе еврейского простолюдина жила та же самая непрерывно творимая религиозно-историческая легенда о Белом Царе, самом могущественном, подлинном и законном из царей мира сего, которая объединяла его с каким-нибудь кочевым киргизом, пасшим свои табуны на противоположном конце государства. Еврейские народные массы ясно отдавали себе отчет в упадке и потускнении великодержавной идеи в среде русского правящего слоя и следили за этим упадком с тревожным, а отнюдь не злорадным вниманием. Еврейское население
