— Так-то лучше, — сказал Каток. — Сколько тел, парни, вы отсюда забрали?
— Только одно. Не то. Какой-то дамы. Мы взяли ее, а не шлюху, поэтому вернулись за правильным, но оно пропало. Мы не хотели делать больно вашему другу. Вот все, что я знаю. Честное слово.
— Ты уверен, что ничего от меня не скрываешь? — спросил Каток.
— Да, честное слово. Ни за что не вру, — ответил бандит.
— Значит, парни, вы взяли только одно тело, да?
— Да, какой-то мертвой дамы. Не то.
— А пропало два, — сказал сержант. — Кто взял тело мертвой шлюхи?
— Если нам заплатили за тело шлюхи и мы бы ее отсюда вытащили, вы что думаете — мы такие дураки, чтобы возвращаться за ней, если у нас уже есть ее тело? — сказал бандит и тем самым сделал ошибку.
Катку его манера не понравилась. Он задвинул громилу в морозилку примерно на шесть дюймов.
Это вызвало предсказуемую реакцию.
— ААААААААААААААААЫЫЫЫЫ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! — принялся вопить дешевый жулик. — Я говорю правду! Мы взяли только одно тело! Можете забрать его обратно!
— Это интересно, — сказал сержант. — Похоже, в Сан-Франциско эпидемия трупокрадства.
— А ты уверен, что этот парень правду говорит и не крали они два тела? — вставил свои два цента Колченог. — Потому что кто еще мог прийти сюда в ту же ночь и украсть тело? Я работаю здесь с 1925 года, и это первый раз, когда кто-нибудь вообще забирает тело, а на то, что разные люди сопрут два тела в одну ночь, шансы — миллион к одному. Сунь этого сукина сына обратно и вытряси из него правду.
— ААААААААААААААААЫЫЫЫЫЫ! — ответил бандит на это замечание.
— Нет, он говорит правду, — сказал Каток. — Я узнаю правду, когда ее слышу, и этот мерзавец не врет. Посмотри на него. Ты думаешь, осталась хоть капля лжи в этой дрожащей массе херни? Нет, я заставил его сказать правду впервые в его жизни.
— Тогда я вообще не знаю, что, к чертовой матери, происходит, — сказал Колченог, делая вид, что рассердился. — Может, в Сан-Франциско по улицам бегает еще один псих. Я знаю одно: мне не хватает двух тел, и я хочу, чтобы в своем рапорте ты записал, что я хочу получить их обратно.
— Ладно, Колченог, — сказал Каток. — Успокойся. У этих парней тело разведенки, поэтому одно я тебе уже вернул.
— Ты прав, — ответил Колченог. — Получить одно обратно — лучше, чем когда в бегах оба. Мне нужны мертвые тела, чтоб я мог зарабатывать себе на хлеб.
— Я знаю, знаю, — сказал сержант, подходя к столу и наливая себе кофе.
Бандита он просто оставил лежать на лотке с половиной лица на свету. Бандит ни словом не обмолвился о своем положении. Ему не хотелось портить счастье и снова оказаться в полном одиночестве, в темноте, с компанией мертвецов. От добра добра не ищут.
Сержант Каток отхлебнул кофе.
— Никому ни за чем не нужно было лишать тебя двух тел, правда? — спросил он у Колченога. — Ты ничего подозрительного тут не заметил, не так ли?
— Блядь, да нет же, — ответил Колченог. — Тут полно трупов, и я хочу эту мертвую шлюху обратно.
— Ладно, ладно, — сказал сержант Каток. — Посмотрим, что я смогу сделать.
И он спокойно повернулся ко мне.
— Ты об этом что-нибудь знаешь? — спросил он.
— Откуда, к черту, я могу об этом что-нибудь знать? Я только вошел поздороваться и выпить чашку кофе со своим старым другом Колченогом, — сказал я.
Бандит в углу снова начал приходить в себя. Затрепетал, будто пьяная бабочка.
— Ты его недостаточно сильно пнул, — сказал Каток статуе бандита, сидевшей там же.
Статуя послушно пнула лежащего в голову очень сильно. Бандит-бабочка снова остался без сознания.
— Спасибо, — сказал сержант Каток.
65. Лабрадор — ищейка мертвых
Я задумался о том, как ввязался во все это, и быстро подбил итог своему положению, принимая в расчет ответы, полученные сержантом Катком от бандита на лотке.
Иными словами, я думал о своей клиентке: красивой богатой дамочке, способной заливать в себя пиво. Наняла этих дешевых бандитов делать то же, на что наняла и меня: спереть тело. Никакого смысла. Мы практически свалились друг другу на головы, крадя труп, и парень, прикованный сейчас к лотку, явно огреб гораздо больше того, на что подписывался.
Каток вернулся к лотку, чтобы прожарить его еще немного.
— Удобно? — по-матерински спросил он.
— Да, — по-сыновьи ответил бандит. А что еще он мог сказать?
— Давай-ка я тебе еще лучше сделаю, — сказал мама Каток.
Сержант вытянул лоток, чтобы стала видна грудь бандита.
— Доволен?
Бандит медленно кивнул.
— Так что вы должны были сделать с телом этой чертовой шлюхи? Чего от вас хотела эта богатая дама?
— Мы должны были позвонить в десять часов в бар и спросить мистера Джонса, а он бы нам сказал, что делать дальше, — пропел бандит, как мальчик-хорист.
— Кто такой мистер Джонс? — спросил Каток.
— Мужик с шеей, как пожарный гидрант, — ответил бандит.
— Умница, — сказал сержант. — Как называется бар?
— Клуб «Оазис» на Эдди-стрит.
— Уже одиннадцать, — сказал Каток.
Он подошел к телефону на столе рядом с Колченогом. Набрал справочную, а потом — клуб «Оазис».
— Мистера Джонса, пожалуйста. — Мгновение он подождал, затем сказал: — Спасибо, — и повесил трубку. — Там нет никакого мистера Джонса. Ты же не стремишься еще побыть с мертвецами, правда?
— Нет! Нет, — сказал бандит. — Может, ему надоело ждать. Он сказал, что, если мы не позвоним, сделка отменяется и он поймет, что мы не смогли раздобыть тело. И еще кое-что он сказал.
— Что именно? — спросил Каток.
— Он сказал: «Не облажайтесь». И не шутил при этом.
— Надо было его послушаться, потому что вы, парни, облажались.
— Мы старались. Откуда нам было знать, что мы берем не то тело? Нам сказали, на каком она лотке, и все такое. То есть как мы могли ошибиться?
— Легко, — сказал Каток. — Я бы вас, клоунов, не нанял даже собаку выгуливать.
И Каток повернулся к Колченогу.
— Интересно, откуда наниматели этих громил знали, на каком она лотке, — произнес он.
— Очевидно, не знали, — ответил Колченог. — Поскольку стащили не то тело. Кстати, о не тех телах. Мне нужна эта самоубийца-пьяница-разведенка, и побыстрее.
— Где тело? — спросил Каток у бандита, сидевшего на стуле над своим свежебессознательным другом.
— Можно сказать? — ответил бандит.
Ему не хотелось делать ничего такого, от чего сержант мог бы расстроиться. Ему хотелось, чтобы все оставалось как раньше, потому что он ни был прикован наручниками к лотку, ни валялся без сознания на полу.