УОРСВИК
Никакой романтики не было в горячем ключе Уорсвика. Кто–то перегородил досками ручей. Только и всего.
Получилась запруда, похожая на огромную ванну — ручей перетекал доски и отправлялся за тысячу миль к океану, как пригласительная открытка.
Говорю же, в горячем ключе Уорсвика не было никакой романтики, ничего общего с модными курортами. Вокруг ни одной постройки. У края ванны валялся чей–то старый башмак.
Сам источник пробивался из земли на холме и мутной оранжевой пеной тек через полынь. Он вливался в ручей прямо в ванне, и это было самое интересное.
Мы оставили машину у пыльной дороги, разделись сами и раздели ребенка; нас тут же облепили слепни и не отставали до тех пор, пока мы не залезли в воду. Края ванны заросли зеленым илом, а на поверхности воды плавало не меньше дюжины мертвых рыб. Тушки подернулись белизной, точно железные двери на морозе. Глаза застыли.
Рыбы просто ошиблись; они слишком далеко спустились по ручью и оказались в горячей воде, напевая: «Когда теряешь деньги, учись терять»[19]
Мы плескались в ванне. Зеленый ил и мертвые рыбы плескались вокруг, обплывая и оплетая нас.
Я был рядом с женщиной, и у меня появилась идея — можно назвать это так. Пришлось повернуться, чтобы малышка не заметила эрекции.
Я, как динозавр, погружался в воду все глубже и глубже, а зеленый ил и мертвые рыбы окружали меня все плотнее и плотнее.
Женщина вытащила ребенка из воды, дала ей соску и положила на заднее сиденье машины. Малышка устала. Ей действительно пора было спать. Женщина достала из багажника одеяло и завесила им окна машины, повернутые к воде. Край одеяла она положила на крышу и, чтобы оно не сползало, прижала по углам камнями. Я хорошо запомнил, как она стояла у машины.
Потом, облепленная слепнями, она вернулась в воду, и тут наступило мое время. Через некоторое время женщина сказала:
— У меня нет с собой колпачка, да и все равно он в воде не работает. Тебе, наверное, не стоит в меня кончать. Как ты думаешь?
Я знал, что она права, и сказал «хорошо». Я знал, что еще долго не захочу детей. Зеленый ил и мертвые рыбы окружали наши тела.
Помню, как мертвая рыба проплывала у женщины под шеей. Я ждал, когда рыба вынырнет с другой стороны, и вскоре она действительно показалась над водой.
Никакой романтики не было в Уорсвике.
Я кончил, выскочив из нее в последнюю долю секунды, словно аэроплан в старом фильме, выходящий из пике в нескольких метрах от школьной крыши.
Сперма вылилась в воду — непривычная к свету, она превратилась в нечто туманное, волокнистое, размазанное, точно след от падающей звезды, и я увидел, как мертвая рыба заплывает в мою сперму, изгибая ее в самом центре. Глаза у рыбы застыли, будто железо.
Коротышка Рыбалка в Америке появился в Сан–Франциско прошлой осенью, восседая на великолепной, сияющей хромом инвалидной коляске.
Он был безногим уморой–алкоголиком тридцати с чем–то лет.
Он снизошел на Норт–Бич, как глава из Ветхого Завета. Он стал причиной осенней миграции птиц. Ничего другого им не оставалось. Он был холодной стороной земли, злым ветром, сдувающим сахар с ее поверхности.
Он останавливал на улице детей и говорил:
— Я безногий. Форель откусила мне ноги в Форт–Лодердэйл[21] А вы с ногами, ребята. Вам форель ничего не откусывала. Закатите–ка меня вон в тот магазинчик.
Ошеломленные перепуганные мальчишки закатывали Коротышку Рыбалку в Америке туда, куда он просил. Чаще всего это был винный магазин, в котором Коротышка Рыбалка в Америке покупал выпивку; дети выкатывали его обратно на тротуар, где он откупоривал бутылку и опустошал ее прямо посреди улицы, как если был бы по меньшей мере Уинстоном Черчиллем.
Через несколько дней дети, едва завидев Коротышку Рыбалку в Америке, стали убегать и прятаться.
— Я возил его на прошлой неделе.
— А я вчера.
— Прячься!
И пока Коротышка Рыбалка в Америке катился в коляске мимо, мальчишки отсиживались за мусорными баками. Дети ждали, затаив дыхание. Обычно Коротышка Рыбалка в Америке направлялся в Стоктаун к «L'Italia» — стенду с итальянской газетой на углу Норт–Бич и Грин–стрит. У газеты постоянно толклись итальянцы, больше всего их собиралось после полудня — постоять, подпирая стены, погреться на солнышке и поболтать о том, о сем.
Зажав в руке бутылку, Коротышка Рыбалка в Америке вкатывался в них, как в стаю голубей, и начинал громко ругаться на фальшивом итальянском.
— Тра–ла–ла–ла–ла–ла–Спа–гет–тиии!
Помню, как Коротышка Рыбалка в Америке валялся в отключке на площади Вашингтона прямо перед памятником Бенджамину Франклину. Он выпал из коляски лицом вниз и так лежал, не двигаясь.
Громко храпя.
Над ним, словно башенные часы, возвышалось со шляпой в руке железное воплощение Бенджамина Франклина.
Коротышка Рыбалка в Америке лежал у его ног и пускал по траве волну, как мощный вентилятор.
Как–то мы с друзьями завели разговор о Коротышке Рыбалке в Америке. Мы решили: самое лучшее, что с ним можно сделать, — это запаковать в большой посылочный ящик, сунуть туда пару коробок вина и отправить Нельсону Олгрену.
Не зря же Нельсон Олгрен писал о Железнодорожном Коротышке — это герой «Неоновой Пустыни» (который в главе «Лицо на полу бара») — и истребителе Дова Линкорна в «Прогулке по дикой земле».
Мы решили, что Нельсон Олгрен найдет Коротышке Рыбалке в Америке подходящее применение. Например, построит музей. Коротышка Рыбалка в Америке станет первым экспонатом знаменитой на весь мир коллекции.
