от мысли, что Летиция во многом похожа на меня. Хозяйка дома, хорошая кулинарка, садовница, художница, женщина, интересовавшаяся украшением домашней обстановки и всеми теми вещами, которые делают дом прекрасным. И она была преданной матерью и любящей женой, в точности как я.
Именно в этом была моя драма. После окончания колледжа я ничего не знала кроме этого; конечно, несколько месяцев в рекламном агентстве не в счет. А без мужа и без детей мне не на чем было сосредоточиться, не было цели. Конечно, мне нечего было делать, и это было очень нехорошо, совсем нехорошо, как все время подчеркивала Диана. Главным теперь могла стать работа.
Но какая работа?
Старый вопрос снова начал меня мучить, как мучил несколько месяцев подряд.
Вздохнув глубоко и почувствовав вдруг беспокойство, даже раздражение, я отодвинула стул и вышла наружу. К тому же мне хотелось подышать свежим воздухом перед ланчем.
Ноги сами завели меня в сад с вьющимися розами, который всегда был моим излюбленным местом. Но, быть может, особенно в последнее время — поскольку я узнала, что он был заложен триста лет тому назад Летицией. И теперь он оставался в точности таким же, как и тогда.
Открыв дубовую дверь, ведущую в сад, я спустилась по трем ступенькам и некоторое время стояла, оглядываясь кругом. Это был небольшой сад, но он обладал особым очарованием в немалой мере благодаря своей старинной каменной стене и дорожкам, заросшим мхом и ромашкой, двум парам солнечных часов и многочисленным деревянным садовым скамейкам, разбросанным там и тут.
План Летиции отличался простотой, и именно поэтому он был так хорош. Там были живые изгороди из кустов роз, вьющиеся розы, взбирающиеся на старинные стены, прямоугольные клумбы с красными розами и круглые с гибридными чайными розами. Моими любимыми были старинные розы, те сорта, которые росли до двадцатого века; мне приятно было думать, что они были похожи на розы, посаженные Летицией столько веков тому назад.
Стоял конец мая, и поскольку большинство ныне разводимых роз расцветает в июне, сад не был таким красочным, каким он станет вскоре и будет оставаться до конца лета. Но поскольку стены защищали сад от ветра и солнце освещало его после полудня, несколько июньских роз уже начали цвести.
Я села на одну из садовых скамеек, а мои мысли все еще были сосредоточены на работе. У меня не было ни малейшей идеи, что я могла или хотела бы делать. Несколько недель тому назад я решила, что не хочу работать в офисе, и, конечно же, это ограничивало мой выбор.
В прошлый уик-энд, когда приехали папа и Гвенни, чтобы побыть с нами, он был за то, чтобы я пошла работать с Дианой в ее антикварный магазин в Лондоне. И она была за это; на самом деле, она ждала, когда я дам ответ.
— Ты должна быть на людях, Мэллори, — сказал отец. — Вот почему магазин — идеальное место. И в этих обстоятельствах для тебя это прекрасный магазин, потому что ты любишь антиквариат и искусство вообще.
Гвенни и Диана были согласны, и все трое пытались уговорить меня согласиться на партнерство, которое она так великодушно мне предложила.
Я еще раз обдумала эту возможность, рассмотрела все «за» и «против». Быть может, они были правы. Мне нравится старинная мебель, антикварные предметы искусства и живопись, и у меня накопились достаточно обширные познания в этой области. Хотя я и не хотела быть декоратором в чужих домах, но я ничего не имела против того, чтобы продавать антиквариат. В действительности, мысль о работе в магазине привлекала меня.
За исключением того…
За исключением чего?
Я не могла понять, что удерживало меня от этого. И вдруг я догадалась. На меня нашло внезапное просветление и я с такой поразительной ясностью поняла, в чем дело, что просто оцепенела.
Я хотела уехать домой.
Домой, в «Индейские лужайки». В мой дом — то место, которое мы с Эндрю с такой любовью сделали нашим. Мне не хватало его. Я скучала по дому. Мне необходимо было оказаться там, чтобы продолжать жить.
Все говорили мне, что я должна продолжать жить, но я была не в состоянии сделать ни шага. Я оставалась неподвижной, тянула время, потому что на данном повороте моей жизни Англия была не тем местом, которое мне было нужно. Я любила ее; я всегда буду возвращаться в Йоркшир. Но сейчас я должна уехать. Немедленно.
Я должна ехать домой. Какой бы моя жизнь ни стала, я внезапно поняла, что я хотела — нет, должна была — жить в Коннектикуте, в нашем старом доме. Мне необходимы были его приятные прохладные комнаты, старая яблоня и амбары. Я соскучилась по лошадям, пасущимся в лугах, по уткам-кряквам на пруду. Я хотела быть с Норой, Эриком и Анной.
«Индейские лужайки» принадлежали мне. Мы с Эндрю создали их вместе, превратили в то, что они собой представляют сейчас. Там я чувствовала себя хорошо, в своей тарелке. Я сбежала из «Индейских лужаек» в январе в поисках Эндрю. Но больше я не должна была его искать здесь, в доме его детства. Он всегда был со мной, в глубине моего сердца, был моей частью, так же как Джейми и Лисса. И они всегда будут моей частью, пока я жива, во все дни моей жизни.
Но если я желаю сохранить свою усадьбу, я должна зарабатывать на жизнь.
Я должна открыть собственный магазин — там, в «Индейских лужайках».
Эта мысль застала меня врасплох. Я взвешивала ее и сразу поняла, что это не такая уж плохая идея. За исключением того, что в тех краях от Нью-Милфорда и Нью-Престона по всему пути до Шерона было бесчисленное количество антикварных магазинов.
Но ведь это не будет антикварный магазин, не так ли?
Нет. Но тогда какой?
Магазин для женщин вроде меня. Или, вернее, для замужних женщин с детьми, таких, какой я была когда-то. Хозяек дома. Мам. Заботливых жен. Я могла бы продавать им все вещи, о которых я имею представление по тем дням, когда я была женой и матерью: кухонные принадлежности, приспособления для приготовления пищи, формы для выпечки, травы и специи, джемы и желе; ароматические смеси сухих цветов и трав, причудливые сорта мыла, восковые свечи. Женщины любят все эти предметы еще со времен Летиции Кесуик.
Летиция Кесуик. Это имя имело магическую силу. Я могу назвать его «Кухня Летиции Кесуик». Это очень приятно звучит. Нет, я предпочитала «Индейские лужайки». Почему бы не оставить это имя? Для меня оно очень много значило. Это было имя моего дома — почему бы не оставить его за магазином?
Моим магазином.
Мой собственный магазин. «Индейские лужайки». Деревенский эксперимент.
Это тоже неплохо звучит. Но почему это деревенский эксперимент? Это будет всего-навсего магазин, в конце-то концов. Но он станет экспериментом, если получится что-нибудь особенное. Это также может быть кафе. Маленькое кафе в середине магазина, в котором подают кофе, чай, холодные напитки, супы, небольшие закуски и пирог с мясом.
Деревенский магазин и кафе в старом амбаре у подножья Беркширов, северо-западных возвышенностей Коннектикута. Господня земля — так мы с Эндрю ее называли.
Нора и Анна могли бы помогать мне управляться с ним. Им это бы понравилось; конечно, они были бы довольны заработать больше денег.
Я испытывала такое волнение, что с трудом могла сдерживаться. В голове роилась масса идей о предполагаемых названиях и новых продуктах, которые я могла бы там продавать. В дальнейшем можно было бы даже составить иллюстрированный каталог.
Каталог! Боже, какая замечательная мысль.
Я вскочила на ноги и оглядела розарий.
«Спасибо тебе, Летиция Кесуик», — подумала я. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что к этому приложила руку Летиция.
