«пепита», и белые в черную полоску носки, и весь его облик, почему-то заставлявший думать, что он скорее всего из тех «мастеров», которым удается выбиться в хозяева; Впрочем, держался он с достойной непринужденностью — это читалось И в его манере склонять голову в знак приветствия, и в его первых словах дежурной любезности. Жюли указала ему на кресло.
— Мадам Бернстайн мне все рассказала, — начал он. — Поверьте, я…
— Итак, — прервала его Жюли, — вам известно, что я была достаточно известной пианисткой…
— Знаменитой пианисткой, — поправил ее Хольц.
— Если вам угодно. А теперь я — калека, и от звуков фортепиано…
— Я вас очень хорошо понимаю, — сложив руки, произнес он. — Я и сам пережил нечто подобное. Может быть, вы слышали обо мне? Меня зовут Юбер Хольц.
— Нет, не припоминаю.
— Два года тому назад меня похитили, когда я выходил с завода. Они продержали меня под замком три недели. И угрожали, если моя семья замешкается с выкупом, постепенно отрезать мне пальцы по-одной фаланге. В газетах много писали об этом происшествии…
— Я не читаю газет. Но всей душой сочувствую вам. И как же вам удалось спастись?
— Меня освободила полиция, но чьему-то доносу. Но были моменты, когда мне было страшно до ужаса. Я осмеливаюсь рассказывать об этом вам, потому что мне кажется, что мы с вами оба — в какой-то степени люди, избежавшие гибели в последнюю минуту. Конечно, вы возразите, что мне удалось выбраться из моей передряги в обшем-то целым и невредимым… Это так, но… Я после этого случая потерял желание жить, как больной, который теряет чувство вкуса.
— Как! И вы тоже?
Они обмениваются робкой улыбкой и почему-то оба замолкают. Они кажутся сейчас друг другу старыми знакомыми, непонятно почему долгое время не вспоминавшими друг о друге и оттого немного сердитыми на самих себя.
— Когда я узнал про «Приют отшельника», — снова начинает Хольц, — я сейчас же понял, что это именно то место, которое мне нужно. Чтобы забыть наконец об охранниках, о дверных засовах, о ночных бдениях… О подозрительных машинах и письмах с угрозами. Друг мой, как мне хочется снова стать обыкновенным человеком!
Он так произнес это «друг мой», с такой естественной теплотой, что Жюли растрогалась.
— Вам будет здесь хорошо, — проговорила она. — И если дело только во мне, то играйте на рояле сколько вашей душе угодно.
— Не знаю, осмелюсь ли я, — ответил он. — В вашем присутствии…
— Оставьте! Я давно уже никто. Скажите, моя сестра в курсе вашего… вашей…
Она подыскивает подходящее слово. Приключение? Испытание? Но он понимает и так.
— Нет, никто не в курсе, кроме вас. Потому что… потому что мне кажется, что вы не похожи на других…
— Спасибо. Вы давно играете?
— О! Скажите лучше, не играю, а бренчу. Вот жена у меня была действительно настоящим музыкантом. Да и я в молодости довольно серьезно учился. Но потом начались дела, и фортепиано превратилось в развлечение. Теперь мне бы очень хотелось снова начать играть. Тем более что мне так повезло с инструментом. Вы его увидите, если согласитесь заглянуть ко мне. Моя вилла в самом конце аллеи Мане. Правда, для меня одного она слишком просторная, но мне нравится.
Он говорил все это с трогательной доверчивостью робкого человека, который наконец-то перестал смущаться.
— Если я приглашу вас с сестрой к себе в гости, вы доставите мне эту радость?
— На мою сестру точно не рассчитывайте, — быстро перебила его Жюли. — Она никуда не выходит. Все-таки возраст…
— Да, ваш президент мне сказала, что ей скоро сто лет. Это невероятно! Она выглядит такой энергичной, такой полной сил! Мне шестьдесят семь лет, но рядом с ней я сам кажусь себе стариком…
«Внимание! — про себя подумала Жюли. — Он начинает болтать глупости. Если он выскажет еще что-ни- будь такое же банальное, придется сделать вид, что я спешу. А жаль!»
— Вы уже везде побывали в «Приюте отшельника»? Самое интересное, что здесь имеется, — это так называемые общие места, где можно встречаться с остальными. Курительная комната, библиотека, столовая… Я уж не говорю про спортзал, сауну и медпункт. Здесь есть даже пункт неотложной помощи и процедурная — на всякий случай. Я называю все это «домом престарелых». Но если вам никуда не хочется выходить, если вам вдруг надоели все сразу — ничего нет легче. Вы просто заказываете у администратора по телефону все, что вам нужно, и Роже — наш привратник — все вам принесет. Лично я так и делаю, если мне нужно что-нибудь из еды, или отдать что-то в стирку, или погладить, или какие-нибудь книги… А когда хочется сменить обстановку, я сажусь в дежурный катер. Он тут курсирует туда-сюда, как настоящее такси.
— Ну а зимой?
— Зимой? Неужели вы уже сейчас заранее боитесь, что время здесь будет казаться вам слишком долгим? Не пугайтесь! Вас сумеют развлечь. Здесь развлечения — главное занятие всех и каждого. А моя сестра постарается, чтобы вы не остались в стороне.
Он понял, что их беседа подошла к концу, и поднялся, слегка растерянный оттого, что не знал, следует ли попрощаться официальным тоном или можно повести себя менее натянуто.
— Я не жму вам руку, — сказала Жюли, — но очень признательна за ваш визит.
— Надеюсь, мы еще увидимся? Может быть, у меня?
В «Тюльпанах»?
— Почему бы и нет?
Она подождала, пока он уйдет, и закурила, но тут же вспомнила, что ей пора на сеанс лечебной физкультуры, и потянулась за палкой.
Главный корпус заведения вместе с пристройками возвышался на небольшой круглой площадке в самом центре острова, на пересечении всех основных аллей. Архитектор, пожелавший сохранить местный рельеф в ‘ его живописной неприкосновенности, предусмотрел по пути к зданию многочисленные ступеньки, по которым Жюли приходилось то подниматься, то спускаться, изредка останавливаясь передохнуть в тени очередной сосны. Из-за забора доносился стрекот кузнечиков и детские крики, а по усыпанной сосновыми иглами земле стелилась зловещая тень воздушного змея. В памяти вдруг всплыли несколько тактов из «Children’s Comer» Дебюсси, и она резко замахала перед лицом затянутой в перчатку рукой, словно отгоняла осу.
Она присела на скамейку возле подзорной трубы, установленной на подвижном основании. Отсюда можно было осмотреть все побережье — от мыса Камара с одной стороны до мыса Сисье с другой — и даже дальше, сколько хватало взгляда. Усеянное парусами море, самолеты, держащие курс на Антиб и Ниццу, голубые горы, бесконечный горизонт — она успела изучить этот пейзаж наизусть. Дамы из «Приюта отшельника» называли его не иначе, как «восхитительным, изумительным и незабываемым». Но красоты природы сейчас ее совершенно не занимали. Поглаживая бок, она думала об одном: как много времени ей осталось? Если повезет, все может закончиться очень быстро, — но вряд ли настолько быстро, чтобы лишить ее необходимости присутствовать на торжественной церемонии. Наверняка вручать награду будет этот самый Поль Ланглуа — он — ведь бывший министр. «От имени президента и правительства…» Или что-нибудь еще в том же роде. Будет торжественно до помпезности, а
