— Нет. Только делает знаки левой рукой. По существу, она отрезана от мира… Зайдете на минутку?
Они поднялись по ступенькам и остановились в прихожей.
— Я снял этот дом, — снова заговорил Дюваль, — потому что он стоит на отшибе. Соседей у нас нет. Машины почти не проезжают. Здесь тихо, как в больнице.
— Дом сдавался со всей обстановкой?
— Да.
— Вам это, наверное, недешево обходится.
— Приходится идти на жертвы… Вот гостиная.
Он распахнул дверь. Войдя, она тут же заметила фотографию на круглом столике.
— Да это же Фабьена! — воскликнула она. — Никуда от нее не денешься.
— Разве вы с ней знакомы?
— Вы спрашиваете… Еще бы! На свое несчастье.
— Присаживайтесь и расскажите мне все по порядку.
Она одернула юбку, чтобы та не смялась, и осторожно присела на диван.
— Только не говорите мне, что вы ничего не знаете!
— О чем вы?
— Разве Вероника не рассказывала вам, из-за чего мы с ней поссорились?
— Она избегала разговоров На эту тему.
— И правильно делала. Надо вам сказать, что Веронику вырастила я. Мать вечно болела. Она умерла от туберкулеза. Я пожертвовала всем ради этой девчонки. Она ведь меня на тринадцать лет младше, ну, я и относилась к ней как к дочери. Характерец-то у нее не из легких, ну да мы кое-как ладили. А потом она познакомилась с этой Фабьеной. И прямо влюбилась в нее… Только не подумайте ничего такого! Вероника — вполне нормальная женщина. Я просто хочу сказать, что она восхищалась Фабьеной до неприличия… Только и говорила об этой Фабьене… И во всем стремилась ей подражать. Но, на беду, у той водились денежки, а у нас-то не густо… Ведь я работала, мсье.
Она вынула носовой платок и теперь комкала его в руке, являя собой живую картину скорби.
— И давно они так дружат?
— Уже много лет! Вам, Рауль, трудно себе представить, что это такое. Извините меня, я говорю то Рауль, то мсье… Как только все это вспомню, просто голова идет кругом. Стоило Фабьене купить себе браслет, как Веронике хотелось точно такой же. Фабьене нравилась какая-то книга, и Вероника сходила от нее с ума. Ну, а меня они и знать не хотели. Я ведь не их поля ягода. Фабьена приглашала Веронику на вечеринки… Вы ведь понимаете, что это такое. Вероники никогда не бывало дома. Она возвращалась Бог знает в котором часу. Так она и познакомилась со своим мужем… с первым… Шарлем Эйно… Он был вроде как помещик, намного старше ее… Мсье якобы занимался скотоводством. Уйму времени он проводил в Америке…
— В Америке?
— Ну да, в Америке. Нет, вообразите себе!.. Он садился в самолет, как я сажусь в такси… впрочем, я никогда не беру такси… Слишком дорого. Вероника мне об этом рассказывала нарочно, чтобы позлить. «Чарли в Ныо-Йорке» — так она говорила. Тогда они обе помешались на этом типе. Чарли то, Чарли се… Чарли купил Мятного Ликера. Чарли купил Ночную Красавицу… Это значит, лошадиные клички. А вы сами, Рауль, играете на скачках?
— Никогда не играл.
— И правильно делаете. Вижу, что вы разумный человек.
— А этот мсье Эйно был очень богат?
— Откуда мне знать? Я-то всегда как говорю: в таком деле, как у него, честным путем много не заработаешь…
— А Фабьена… она замужем?
— Нет, насколько я знаю. Но ведь мне они говорили только то, что хотели. Да я по сию пору уверена, что они с ним… ну, вы понимаете?.. Ведь из-за чего-то Вероника с ним развелась… И это очень быстро произошло, можете мне поверить.
— Но тогда бы подруги поссорились. Вы так не думаете?
— Ах вот вы о чем… Мне это тоже приходило в голову… Ну а что, если мы с вами отстали от жизни, бедный мой Рауль?
Теперь она улыбалась, радуясь, что ей удалось заронить зерна сомнения в душу Дюваля. Почти умиротворенно она продолжила:
— Когда я поняла, что Веронике я больше не нужна, я устроила свою жизнь. Пора было и о себе подумать, как вы считаете?.. Вот я и вышла за славного парня и перестала видеться с сестрой. Да она и не пыталась меня удержать. Какое там! Между нами, только честно, — заметьте, что я не люблю лезть не в свое дело, — но скажите, разве вас она сделала счастливым? Ведь нет?.. Она же страшная эгоистка!.. К тому же, наверное, между вами всегда стояла Фабьена.
Она не спускала с Дюваля своих черных глаз, в которых, словно угли, тлела злоба.
— Да нет, — отозвался Дюваль, — Фабьену я и в глаза никогда не видел.
— Ну так скоро она даст о себе знать, будьте уверены. Вас не так легко найти, уж я-то знаю. Но она что- нибудь придумает; и вам еще повезет, если она не посеет между вами раздор. Хотя, конечно, калека…
У нее вырвался короткий сухой смешок.
— Вряд ли ей теперь вздумается кому-то подражать!
Спохватившись, она тут же добавила проникнутым печалью голосом:
— Как мне жаль ее, бедняжку.
— Что-то я не совсем понял, — признался Дюваль, — отчего эта Фабьена имела на нее такое влияние?
— Ну, вы ведь мужчина. Вот вам сразу и лезет в голову: друзья, товарищи… А будь вы женщиной, вы бы знали, что такое безнадежное соперничество. Для Вероники Фабьена была как бы образцом для подражания.
— Пусть так! Но зачем же перенимать ее вкусы!
— Вкусы? Скажете тоже! Не только вкусы, но даже ее манеру одеваться, разговаривать, курить… И смех, и грех. Только так оно все и было. Осечка за осечкой. С этого и пошли наши ссоры. Ну, теперь с этим покончено. Так даже лучше… Что же вы думаете делать дальше? Вам надо работать… Вы не можете оставаться здесь вечно… Я не хочу навязываться, но если вам нужна моя помощь… Увы, я уже привыкла ухаживать за больными. И, если понадобится, стану присматривать за ней, как прежде.
— Благодарю вас, — отрезал Дюваль. — Возможно, когда-нибудь… Но пока, повторяю, не стоит ее утомлять.
— Вы правы. Со мной у нее связаны дурные воспоминания.
— Вот-вот. Выпьете чего-нибудь?
Она вытащила из сумки мужские часы и посмотрела на них.
— Нет, спасибо. Но если бы вы подбросили меня до вокзала, я как раз бы вовремя доехала до Туре, чтобы поспеть на поезд, идущий в Бордо.
— С удовольствием.
Они поднялись. В прихожей она остановилась и указала на второй этаж:
— Она там, наверху?
— Да.
— Мне бы так хотелось взглянуть на нее…
— Послушайте-ка, — сказал Дюваль, — как только дело у нас пойдет на лад, я вас непременно извещу.
— Бритая… вся в шрамах, — прошептала она мечтательно. — Простите, как вы сказали?
— Я говорю, что сообщу вам, как только она пойдет на поправку.
— Ну-ну… А если явится Фабьена, не пускайте ее сюда. Я вижу, вы умеете настоять на своем. Не стесняйтесь, будьте с Вероникой построже. Ей нужна твердая рука.
