разлетелась в щепки. Несколько кусков штукатурки упали с потолка на Фабьену. Он подполз к кровати и подобрал их один за другим. Потом ласково погладил Фабьену по плечу, словно хотел сказать: «Спи! Я с тобой!»
Глава 14
Тип в штатском ушел. Засевшие за оградой снайперы прикрывали его отступление. Дюваль хорошо видел пустую аллею. Они нарочно целились ему поверх головы. Хотели не ранить его, а взять живьем и бросить в камеру. А то и просто баловались, стараясь удержать его здесь, пока они готовят наступление в другом месте. Он на четвереньках дополз до дальнего угла комнаты и пробрался в свою спальню, выходившую окнами в поле. Окно открыть он не решился — наверняка за ним следят. Просто прислушался. Они ведь могли поставить лестницу, подняться на крышу и бросить в трубу гранаты со слезоточивым газом. Но он ничего не услышал. Ни единого звука. На всякий случай он тщательно заткнул каминные заслонки тряпками и полотенцами. Затем вернулся на свой пост у окна. Вдали он различал шум голосов, хлопанье автомобильных дверей. Раздался сигнал полицейской машины или «скорой помощи», на всякий случай прибывшей на место происшествия. Но дорога за оградой сада выглядела по-воскресному мирно. И так же по-воскресному проходили часы, полные света и тихой грусти.
Около пяти телефон зазвонил снова. «Знаю, чего вам нужно, — подумал Дюваль. — Хотите, чтобы я отошел от окна. Я еще не совсем рехнулся!» На сей раз телефон звонил особенно долго. Он заткнул уши большими пальцами — так он делал в детстве, чтобы не слышать грозовых раскатов. Наконец все стихло. Хотелось есть и пить. Он пробрался в ванную и припал к воде. Ожидание понемногу подтачивало его силы. Он уже не знал, как ему поудобней устроиться, чтобы легче было караулить. Когда он становился на колени, то у него быстро затекало все тело. Сидя, он не мог видеть сада, стоя — сам был слишком заметен. Хороший снайпер мог его подстрелить в любую минуту. Он уже очень устал. Может, лучше сдаться? Но могила, вырытая возле живой изгороди, задушенная женщина в доме — все оборачивалось против него. Все доказывало, что он убийца. Он вздрогнул, когда из сада его окликнули:
— Мсье Дюваль!
Он отважился выглянуть. Это был доктор Блеш. Он стоял посреди аллеи, разведя руки в стороны, чтобы показать, что у него нет враждебных намерений.
— Уходите! — крикнул ему Дюваль.
— Сдавайтесь… Сопротивление бесполезно. Вы же понимаете, что последнее слово останется за ними. Бросьте ружье. Вы выйдете отсюда вместе со мной, под моей защитой. С вами ничего не случится, даю вам слово;
— Это бесполезно.
— Одумайтесь!
Он сделал шаг вперед, но Дюваль взял его на прицел.
— Стойте! Еще один шаг, и я стреляю!
— Но чего вы добиваетесь? — спросил доктор. — Давайте поговорим. Вы же не бандит. Позвольте мне войти. Я вам не враг, вы же знаете.
Он снова шагнул вперед. Дюваль выстрелил, целясь в самый край аллеи. Дробь взрыхлила землю, доктор отпрыгнул в сторону. С дороги дали очередь из автомата. Окно будто взорвалось. На спину Дюваля посыпались осколки; он наугад сделал второй выстрел. Левая кисть была вся в крови. Болело бедро. Поясницу жгло огнем, словно от удара кнута. Он быстро выглянул наружу. В саду уже никого не было. Под ногами хрустело оконное стекло. Он отступил к кровати. Ружье выпало у него из рук. Но он не собирался отступать. Он готов был сражаться — как по вполне понятным причинам, так и по другим, не очень ясным для него самого. Небо затянуло облаками. Он присел на край кровати. Силы его иссякли. Боль гнездилась где-то в боку. Должно быть, его задело пулей, выпущенной слишком низко. Он сунул правую руку под рубашку. Пальцы тут же стали липкими от крови. Поверхностная рана. Ничего серьезного. Очертания окна стали почти неразличимы в легкой дымке, понемногу заволакивавшей всю комнату. Неужели уже стемнело? Быть этого не может. Он попробовал встать, но голова у него закружилась; он снова сел на кровать. Сейчас не время расслабляться! Вот-вот они пойдут в атаку. У них тысячи способов подобраться к крыльцу. Они могут идти напролом, прикрываясь щитами. Могут пробираться по огороду, красться вдоль стен… Разве их испугаешь охотничьим ружьем? Да и общественное мнение на их стороне. Радио уже, должно быть, сделало свое дело. «Маньяк засел в своем доме, убив больную жену». Этого вполне достаточно. Отныне тысячи слушателей станут требовать его смерти. Жаль, у него здесь нет ни радио, ни телевизора… Дюваль — безумец!.. Дюваль — чудовище!.. Миллионер-убийца!.. Вероятно, они уже навели справки. И не только в Амбуазе… в Каннах, в Ницце. Директор банка, нотариус, адвокат наверняка им все рассказали. В эту самую минуту полицейские, журналисты роются в его прошлом… Они идут по его следам — из Марселя в Париж, из Парижа в Канны, из Канн в Блуа… И наспех сочиняют свою правду на потребу публике, жаждущей кровавых зрелищ. Сделали из него злодея, скрытного типа, тайного бунтаря, чье душевное равновесие пошатнулось из-за неожиданного наследства… человека, убить которого — дело благое и правое…
Словно подмытая морем башня из песка, Дюваль понемногу склонялся на бок, опираясь на локоть, затем откинулся на спину. Возможно, он все-таки тяжело ранен. Или так ослабел от потери крови. Кто это лежит рядом с ним?.. Это же Фабьена… Он приоткрыл глаза. Откуда тут свет? Он что, потерял сознание? Но тем не менее голова оставалась абсолютно ясной. Недаром он сразу же догадался, что в комнате светло от луча прожектора. Они привезли прожектор. Значит, сейчас пойдут на приступ. До чего же трудно ему шевелиться! Боль можно было бы стерпеть… но вот ноги… ноги… Гулкий, невероятно звучный голос заполнил ночную тьму. Казалось, он раздавался отовсюду:
— Дюваль… Есть новости… Вам больше нечего бояться… Бросайте оружие и выходите…
— Как бы не так! — ответил он.
С трудом оторвался от кровати и, спотыкаясь, добрел до окна. Ружье! Где его ружье? Он отыскал его, просунул в бойницу и дважды выстрелил — в ночь, в этот голос, во все на свете. Он упал на колени. Им таки удалось его убить… Скоро он умрет… Теперь он в этом уверен. Фабьена, я умираю… Он различал на кровати очертания чего-то длинного, неподвижного… в потоке света лоб Фабьены поблескивал, словно белый камешек… Я иду к тебе, Фабьена… Он пополз к ней на коленях по битому стеклу… Раздался громкий хлопок, и к нему обратился голос — тот нелепый, напыщенный голос, который на ярмарках зазывает зевак в балаганы.
— Дюваль… Вы невиновны… Преступник только что явился с повинной…
Им любые уловки хороши… любые… лишь бы его провести. Он подполз к кровати, но его снова остановил громоподобный голос:
— Дюваль… Выходите… Вы свободны… Фарлини сдался… Он задушил свою любовницу в припадке ревности…
Фарлини! До чего же забавно! Фарлини! Добрый, славный, честный нотариус! Ну конечно! Он и не нуждался в услугах Чарли… Как только он узнал… Фабьена… Слышишь… Как только ему сообщили… Тогда- то он все и затеял… вместе с тобой, Фабьена…
У него опустились руки. Он упал ничком, припав щекой к полу. Во рту было полно крови. Он пошевелил губами:
— Со смеху можно помереть… Со смеху помереть…
Примечания
1
