незаслуженно) поклонников фантастики в элитарности, ассоциируют порой это слово с… именем героини Алексея Толстого, ставшим как-никак и названием первой в нашей стране официальной премии «за фантастику». Но — полноте! — не хитрил ли писатель, выводя звучное это имя из «марсианских» слов «аэ» и «лита» и переводя его для нас, землян, как «видимый в последний раз свет звезды»? Не родилось ли оно совсем иначе из сочетания отрицающей приставки «а» с этим вот самым словцом «элита» (по типу, скажем, «асимметрии», «алогизма» и всем известного «азота»)? Не в пользу ли такой расшифровки и безоглядный протест Аэлиты, и, главное, решительный отход самого Алексея Толстого от эмигрантской «элиты»? Роман-то ведь создавался именно в тот трудный для него период, когда, очутившись в эмиграции и очень скоро поняв, что не в силах отказаться от Родины, писатель мучительно размышлял о революции, ее значении в жизни России, русского народа, определял собственное к ней отношение. Именно «Аэлита» стала первым произведением, пусть и написанным на чужбине, но вышедшим из-под пера советского писателя А. Н. Толстого…Есть, разумеется, и многое иное в «Аэлите», могущее ускользнуть от бегущего по страницам (быстрее, быстрей к развязке!), торопливого взгляда юного читателя, увлеченного событийной стороной романа; краткие эти заметки и не претендовали на исчерпывающий анализ книги. Где-нибудь в углу вашей книжной полки стоит себе хрестоматийная «Аэлита», — благо, ее и приобрести сегодня много проще, чем самую захудалую из новинок НФ. Стоит — и терпеливо ждет нового свидания с вами. Не откладывайте слишком надолго, вернитесь к ней — не пожалеете!
Стоило ли «писать марсианский роман»?
Академик Л. А. Арцимович, известный советский физик, обратился однажды с таким пожеланием к писателям-фантастам: дайте читателям хотя бы раз в пять лет одну вещь, подобную «Аэлите»! Что ж, «Аэлита» А. Н. Толстого — подлинная жемчужина советской фантастики. Тут, как говорится, не может быть двух мнений. Но это сегодня. А в те далекие дни, когда «Аэлита», печатавшаяся поначалу (в 1922–1923 гг.) в журнале «Красная новь», только-только вышла отдельным изданием? В те дни дело обстояло, увы, иначе.«…Роман плоховат… Все, что относится собственно к Марсу, нарисовано сбивчиво, неряшливо, хламно, любой третьестепенный Райдер Хаггард гораздо ловчее обработал бы весь этот марсианский сюжет…» Столь категорический отзыв принадлежит Корнею Чуковскому, увидевшему в «Аэлите» лишь монументальную фигуру Гусева. Однако не один только этот писатель скептически отнесся к дебюту Алексея Толстого в жанре фантастики. В том же номере «Русского современника» (1924, № 1), где критический очерк о творчестве Алексея Толстого поместил Корней Чуковский, опубликовал свои заметки о «литературном сегодня» другой наш известный прозаик — Юрии Тынянов. Рассуждая об «Аэлите», Тынянов полностью солидаризируется с Чуковским. «Марс скучен, как Марсово поле, — пишет он. — Есть хижины, хоть и плетеные, но в сущности довольно безобидные, есть и очень покойные тургеневские усадьбы, и есть русские девушки, одна из них смешана с „принцессой Марса“ — Аэлита, другая — Ихошка…Очень серьезны у Толстого все эти „перепончатые крылья“ и „плоские, зубастые клювы“. И чудесный марсианский кинематограф — „туманный шарик“. Серьезна и марсианская философия, почерпнутая из популярного курса и внедренная для задержания действия, слишком мало задерживающегося о марсианские кактусы. А социальная революция на Марсе, по-видимому, ничем не отличается от земной; и единственное живое во всем романе — Гусев — производит впечатление живого актера, всунувшего голову в полотно кинематографа. Не стоит писать марсианских романов». Вот так — решительно и безапелляционно — судили ныне общепризнанную нашу жемчужину (а с нею заодно и зарождающуюся советскую фантастику в целом) иные даже маститые литераторы двадцатых годов. И тем самым подтверждали старую-старую истину: человеку действительно свойственно ошибаться. Преувеличивать частности, недооценивать целое…
…И выдумали самих себя!
Джим Доллар, американец
Артур Морлендер, сын американского изобретателя, якобы убитого коммунистами, под чужим именем едет в красную Россию. «Жизнь перестала интересовать его. Он решил стать орудием мести, не больше. Он ни о чем не спрашивал, и ему никто ничего не говорил, кроме сухих предписаний: сделать то-то и то-то». А сделать он, к слову сказать, должен немало, не зря же «Лига империалистов», возглавляемая неуловимым и вездесущим Грегорио Чиче, в изобилии снабдила его пачками советских денег, ядами, оружием. Главное же, Артур должен «укрепиться на главнейшем из русских металлургических заводов, чтобы взорвать его, подготовив одновременно и взрывы в других производственных русских пунктах». Морлендер-младший сходит на набережной красного Петрограда, и… Не будем пересказывать событий, кроющихся за многоточием. Роман Мариэтты Шагинян «Месс-Менд, или Янки в Петрограде» достаточно широко известен и сегодня. Менее известно то обстоятельство, что впервые этот роман вышел еще в 1924 году. Выпускался он тогда тоненькими брошюрами, по тридцать-пятьдесят страниц в каждой, всего их было десять. И на обложке каждого из выпусков значился тогда совсем другой автор: некий Джим Доллар! В следующем, 1925 году означенный Джим Доллар выпустил девятью брошюрами-«продолжениями» еще один роман о похождениях славных ребят из числа друзей Мика Тингсмастера: «Лори Лэн, металлист». И наконец, спустя еще десять лет, в 1935 году, журнал «Молодая гвардия» опубликовал «Дорогу в Багдад», заключительный роман трилогии неугомонного «американца». Мистификация была успешной. Мариэтта Шагинян вспоминала, что после выхода первой книги трилогии «тов. Стеклов… позвонил по телефону зав. Госиздатом Н. Л. Мещерякову и попросил его „от души поздравить Николая Ивановича Бухарина с написанием такой очаровательной и остроумной вещи“;…за профессорским чайным столом в Москве решили, что Джим Доллар написан Алексеем Толстым, Ильей Эренбургом и Бэконом Веруламским;… коммерческие издатели заподозрили в авторстве „коллектив молодняка“ и стали его ловить на перекрестках…». Во втором романе трилогии была помещена «Статья, проливающая свет на личность Джима Доллара». Устами Джонатана Титькинса, «автора» этой статьи, «известного вегетарианского проповедника из штата Массачусетс», защищается, конечно же, сам Джим Доллар, на которого «возвели разную советскую литературу, будто бы он написан бабой». Желая утвердить справедливость, преподобный Д. Титькинс свидетельствует: «Джим Доллар отпетый преступник, злоумышленный писака и преехидный клеветник, но было бы бесполезно отказываться от того, что тебе принадлежит…» У Мариэтты Шагинян есть специальная брошюра «Как я писала Месс-Менд», выпущенная издательством «Кинопечать» в 1926 году. Брошюра была приурочена к выходу на экраны фильма, снятого по мотивам романов «Д. Доллара». Приурочена, потому что фильм получился любопытным, но… довольно свободно толкующим эти два слова: «по мотивам». Настолько свободно, что давший название всей трилогии рабочий пароль «Месс-Менд» обратился в фильме в хорошенькую «мисс Менд»… В своей брошюре М. Шагинян говорит и о происхождении псевдонима; если верить писательнице, никакой тайны в этом нет. Просто некий «шутник», выслушав идею первого из романов, провозгласил: «Тебе остается написать пинкертона с приложением статистики и письмовника, объявить его иностранцем и назвать Долларом». И все-таки почему — «объявить иностранцем»? К этому вопросу мы, видимо, еще вынуждены будем вернуться. Ведь Джим Доллар был… вовсе не единственным «лжеиностранцем», поселившимся в двадцатые-годы на полках наших библиотек!
Единственный авторизованный, с французского…
