- Чья кровь? Можно определить?
- Вещдок направлен в лабораторию. Если допустить, что ваш разговор с братом не выдумка, если убрать этот самый символический подтекст и допустить, что за девять лет (инсценировка собственной смерти чего стоит!) он стал прихически сильно уязвим, — то что мы имеем? Павел явился свидетелем или соучастником эпизода с Подземельным, каким-то образом овладел орудием убийства со следами крови.
- На «мертвой голове»!
- Никаких безумных иносказаний! Свидетель явно в стрессе. Вы спрашиваете: «Где?» Перед ним в воображении возникает образ убитого Подземельного, голова в крови — про это он вам и говорит.
- Да как же он мог его видеть, если все ходы-выходы были перекрыты!
- Это вы со своим кузеном так утверждаете, а на самом деле.
- Клянусь своей жизнью!
- Втянули меня в чертовщину! — Следователь нервно закурил; Петр Романович попросил папиросу, которая затрепетала в дрожащих его пальцах (оба отметили и переглянулись), и сказал:
- Да, чертовщина. Подумав, что этим звонком меня Ипполит разыгрывает, я пошел с ним в «Китеж».
- Вот из-за этого пресловутого Ипполита я пока не арестовал вас.
- Не удастся: я докажу свою невиновность.
- Докажите!
- На это нужно время.
- У вас его нет.
- Антон Антонович, заберите мои документы, возьмите с меня подписку о невыезде, приставьте соглядатая наконец — только дайте несколько дней.
Следователь молчал, задумавшись
- У меня нет денег ни на залог, ни на побег!
- Зато есть сильный адвокат.
- Есть! На суде дядя разнесет ваши домыслы — всего лишь домыслы! — вдребезги.
- Не запугивайте. Я уверен, какая- то тайна стоит между Петром и Павлом.
- Мои показания, которые он простил.
- Это вы так говорите. А вдруг между вами стояла та девушка?
- Проститутка?
- Да, Маргарита Страхова.
- Я не был с ней даже знаком и увидел мельком в день ее смерти!
- Допустим. Но с каким чувством, однако, вы произнесли слово «проститутка».
- С каким?
- С ненавистью. У вас явный синдромчик — сексуальный загиб насчет женщин этого типа.
- Эти твори погубили все. его жизнь.
- И вашу? Их что — было много?
- Хватило и одной.
- Так вот, философ. Павел явился вам отомстить, но победил Петр. Такова моя версия.
- Но он знал, что я с ней незнаком!
- Откуда?
- Я ему говорил.
- А он так и поверил, да? Особенно после ваших показаний против него. Постойте-ка! — перебил сам себя следователь. — Вы его оговорили, чтоб посадить?
- Господи, нет! — Петр Романович физически ощущал свое сердце, в котором билась боль. — Мои показания только подтвердили другие и не были решающими.
- А чьи были?
- Восьмилетнего ребенка. — Он превозмог боль, чтоб упредить вопрос. — Ипполита.
- Нечаянный выстрел произвел впечатление: служака вздрогнул и замер, точно конь перед препятствием. Наконец пробормотал:
- Неправдоподобная история. Орудие убийства тогда было найдено?
- Да. Он ударил ее бронзовой статуэткой.
- Ну вот, не какая-то там мистическая «мертвая голова». Придется поднять архив. Теперь несколько актуальных вопросов. Во сколько вы пошли гулять по бульварному кольцу?
- Сразу после звонка, в одиннадцатом. Вернулся в двенадцать.
- Итак, в полночь.
- Но я не успел подняться.
- Вас опять увидел Ипполит! Ну до чего пронырливый и удобный родственничек.
- Уж какой есть. В «Китеже» мы встретили Ангелевича и Голубкину.
- Ага, все как в прошлый раз.
- В прошлый раз. — повторил Петр Романович. — Брат знал, кто убил Подземельного.
- А вы знаете мою точку зрения. Павел остановился у соседа, которого убрали как свидетеля (может, он вас шантажировал). А затем.
- Шантаж? — Петр Романович усмехнулся. — Взять с меня нечего, я даже отцовскую машину продал.
- По большому счету — может, и нечего. Но для пьющего… какие-нибудь семейные ценности, столовое серебро, например. Ваш отец был крупный ученый-геолог — человек, по прежним меркам, не бедный. Возможен и моральный шантаж: существуют маньяки, входящие в экстаз от одного сознания власти.
- За Иваном Ильичем я такого не замечал, в экстаз он входил от сорокаградусной. Да и с какой стати у него жил брат?
- А у кого? (Петр Романович промолчал, на этот счет у него были свои соображения.) Бывают ситуации, когда хватаешься за соломинку. Вы говорите, что одежду вашего покойного отца отдали соседям.
- Вы их всех допросили? Ямщикова допросили?
- Нет его, должно быть, в Завидеево. С соседями на этот раз глухо: никто ничего не видел, не слышал. Ведь убийство произошло в вашей квартире, что является весомым свидетельством против вас. За девять лет замок меняли?
- Нет.
- Однако в четверг, по вашим словам, Павел позвонил в дверь.
- Но он приходил тайком в пятницу. наверное, он. Кто-то принес чайные розы.
- Куда?
- В ту комнату, где была мертвая Маргарита.
10
Хотя философ и заявил дяде, что «давно выкинул тот кошмар из памяти», после ночного потрясения минувшее восстало из праха, чуть не сведя его с ума. Он вспомнил все.
В то еще благополучное лето девяностого они съехались в выходные на дачу близ Завидеева: семейство дяди и племянники. В понедельник в Москву возвратились Евгений Алексеевич, занятый в очередном процессе, и Петр — навещать отца в больнице и готовиться к защите кандидатской. Павел, перекупавшись в речке, свалился с жестокой простудой, и старший брат взялся исполнить поручение: известить о случившемся его невесту, которая должна была придти к жениху в четверг (домашнего телефона у Маргариты не было). Однако она не пришла, а позвонила из автомата и узнала об отмене свидания.
В пятницу в Завидеево съездил Игорь Ямщиков, а вернулись все (за исключением Павла). То есть жена дяди с сыном и тесть — отметить семейный юбилей — десятилетие женитьбы Острогорских, в узком
