Оторвавшись от трупа, он оглянулся по сторонам. В комнате был явный переизбыток партийной символики. Повсюду были развешаны серебряные орлы со встопорщенными перьями на крыльях и когтями, выглядевшими вполне устрашающе, черепа, змеи, какие-то кости… Когда только успели всего этого наделать, подумал Лунин. Впрочем, возможно, хозяин этого дома увлекался всем этим уже давно. Стилистика была самая обычная в таких случаях.
Большой плакат висел на стене, с изображением врагов, которые непременно будут раздавлены. Это уже явно было изделие недавнего времени. Во врагах, корчившихся как белые черви под мужественным ботинком шоколадного цвета, нетрудно было узнать социалистов, по красным флажкам, которые они держали, некоторые даже в зубах. Бывают ли на свете зубастые черви, Лунин не знал, но это было неважно.
Надпись на плакате гласила: «Все на выборы!» Это напомнило Лунину, что он должен разделаться со всем этим делом за оставшиеся две недели, до этого события. Продвигался он небыстро, и шансов на разрешение загадки в такое короткое время было немного.
Подавив в последний момент желание вздохнуть от этих мыслей – вонь была страшная, несмотря на открытые окна, и лучше было этого не делать –Лунин снова обратился к трупу.
– Ты в состоянии помочь его перевернуть? – спросил он Юраева, переходя на «ты», потому что сейчас соблюдать официальный стиль общения было бы как-то странно. Тот кивнул.
Вдвоем они взялись за бренные останки и перевернули то, что было некогда человеком, лицом кверху. Лунин кивком показал, что он хочет перемест дить тело чуть дальше, чем оно лежало. Под трупом ничего не было.
– Странно, – пробормотал вполголоса Лунин, – я почему-то думал, что найду ее здесь.
– Кого? – спросил Юраев отрывисто.
– Записку от убийцы, – ответил Лунин, всегда испытывавший большие трудности с конспирацией и подумавший в свое оправдание, что все равно скрыть то, что здесь будет обнаружено, от Юраева не удастся.
– Вы с ним переписываетесь?
Лунин быстро взглянул на него, но не уловил никакой насмешки в его глазах.
– Ты же слышал, наверное, о записках, найденных на месте убийств.
– А, это. Так это же какие-то стихи.
– Ну да, стихи, – сказал Лунин. – Здесь, как я надеялся, окажется продолжение этого поэтического цикла.
– Так может, их оставлял вовсе не убийца, – вдруг сказал Юраев.
– А кто же тогда? – спросил Лунин, не сдержав сарказм. – Дух ночи, навещавший тела через полчаса после смерти?
– Нет, – серьезно ответил Юраев. – Может быть, у всех этих людей были такие записки еще до смерти. Как тайный знак или код. Или пароль для какой-то группы.
Лунин, слегка ошарашенный, смерил его взглядом. Почему-то это здесь никому не приходило в голову. Между тем в этом явно был смысл.
– И убийца, возможно, выбирает как раз членов этой группы, – медленно сказал он. – Одного за другим.
– Ну да, – спокойно сказал Юраев. – Может быть, он даже в нее входит. И записки были приготовлены для него, чтобы его встретить. Как опознавательный знак.
– Логичнее тогда было бы забирать их с собой, – немного подумав, сказал Лунин. – А не оставлять на месте преступления.
– Необязательно, – ответил Юраев, все тем же ровным и бесцветным голосом. – Может, он как раз хочет нагнать страху на эту группу. Что-то вроде террора. Не просто убить, а еще и с добавочным ужасом.
– Как мифологическое возмездие… – сказал Лунин тихо и как бы про себя.
– Что? – спросил Юраев.
– Ничего, это я так.
Эту идею надо было обдумать, но здесь и сейчас Лунин это делать был не в состоянии. Распахнув широко окна и накрыв труп пледом, следующие два часа они провели в тщательном осмотре дома. Лунину постоянно попадались какие-то служебные бумаги, но зная уже местную манеру устраивать бесконечные сложные игры и провокации, он не слишком в них вникал и почти ничего не отобрал для своей папки. Запутаться во всем этом, потерять все нити, заблудиться в лабиринте аппаратной бюрократической деятельности, осложненной провокациями, было очень легко. Пусть Эрнест разбирается, подумал Лунин. Он заварил эту кашу, пусть и расхлебывает.
Записки нигде не было. Среди немногочисленных содержательных вопросов, которые у Лунина возникли по поводу всего этого дела, был тот, куда девались записки на тех местах убийств, где их не нашли, и были ли там они вообще. Ему почему-то казалось, что убийца был достаточно педантичным, чтобы снабдить своим поэтическим комментарием буквально каждое из злодейств, не делая никаких исключений. К тому же Лунин, кажется, уже увлекся чисто филологической стороной дела, хоть это было и неправильно – и ему хотелось получить новый материал. Та коллекция, которая оказалась у него в руках, была слишком скудна, и хотя догадки на эту тему делались очень даже увлекательные, материала для них было все же слишком мало.
Впрочем, если Юраев был прав, и сам смысл каждого текста, поэтический и философский, был неважен, то большого значения все это не имело. Возможно, отрывки означали просто какую-то нумерацию: они были из разных глав, или вернее песен «Комедии», и может быть, просто соответствовали номерам членов ис?руппы. Кому могло понадобиться заниматься ее истреблением? Кто знает – тут такой клубок политических интересов, что может быть все что угодно.
