Кокон, лежавший на полу, оказался пуст, и это почему-то поразило его больше, чем если бы он увидел новый труп. Кто-то продолжал свои нелепые шутки. Принюхавшись к красному пятнышку, попавшему на палец, он понял, что это кетчуп – по-видимому, из бутылки, оставшейся на столе после его последнего ужина в этом доме. Лунин сел в кресло и попытался собраться с мыслями.
Информация о том расследовании, которое он вел, без всякого сомнения, уже широко распространилась, и эта шутка была, наверное, следствием того, что он взялся за это дело. Каким именно сигналом это было – угрозой, предупреждением или чем-то другим, он понять не мог. Возможно, внутри ковра стоило поискать очередную записку, со стихотворной цитатой или чем-то другим, но сейчас у Лунина не было на это душевных сил.
Взяв из бара бутылку красного вина, он откупорил ее и отхлебнул прямо из горлышка. В очередной раз у него появилось ощущение, что не он тут ведет игру, или вернее, не он контролирует течение событий. К этому надо было привыкнуть – раньше он в такие ситуации не попадал.
Лунин выпил еще глоток вина и погрузился в глубокую задумчивость. Прежде всего тут надо было разделить две вещи. Убийство в гостинице касалось непосредственно его, Лунина, а остальная серия убийств его лично не касалась. Она началась еще до его приезда, и уж во всяком случае до того, как он оказался вовлечен в это дело. Логично было бы предположить, что это явления разной природы, с разными мотивами и может быть даже, дело рук двух разных человек.
Ковер, свернутый здесь в трубку и заляпанный кетчупом, был артистическим произведением, продолжающим вторую линию, а не первую. Это сделал кто-то, кто видел такой же ковер в гостинице, и скорее всего, автор убийства в номере. Ничего, кроме желания подразнить Лунина, здесь усмотреть было невозможно, и это увязывало две серии убийств, потому что такое желание могло возникнуть только в связи с его расследованием. Больше причин как будто не было.
Но все-таки это не означало, что причины обеих кровавых серий были одинаковы. Почерк выглядел немного разным. Серийный маньяк всегда оставлял тела на месте преступления, так он сделал (если это был он) и в гостиничном номере, но потом труп исчез. Здесь то же самое было повторено в виде шутки – Лунин был уверен, что никакой труп в этом ковре и не ночевал. Зачем ему могло понадобиться забирать тело из гостиницы? Ответа на этот вопрос не было. Лунин отпил еще вина и почувствовал, что он окончательно запутывается.
Если записки были кодом, то как человек с таким опознавательным знаком мог оказаться у него в номере, и затем быть там убитым по причине принадлежности к этой группе? Если убийца и сам входит в ту же группу, то что, они решили назначить конспиративное свидание прямо у Лунина в отеле, другого места не нашлось?
С другой стороны, записку со стихами он ведь нашел только потом, в свой второй визит туда после убийства. Может быть, на этот раз она не имела никакого отношения к заговорам и агентурным делам, о записках в этом городе кто уже только не знал. Вполне могло быть, что убийца, перед тем как забрать тело, положил там записку в мусорную корзину в виде такой же шутки, как он проделал и здесь. Чувство юмора у него, похоже, было отменное.
Лунин аккуратно поставил бутылку на стол, и в это время в дверь постучали. Стук был тихий и короткий, но совершенно отчетливый, ошибиться он не мог. Сжавшись в кресле, он медленно протянул руку к пистолету, благо оказавшемуся рядом на ночном столике, машинально проверил предохранитель и, помедлив еще секунду, крикнул:
– Войдите!
Дверь открылась, на пороге стоял Муратов. Увидев Лунина с оружием в руках, он так и замер там, а потом сказал вместо приветствия:
– Я вижу, ты серьезно подходишь к делу.
– Уф, как ты меня напугал, – с облегчением выдохнул Лунин. – Проходи, садись. Рад тебя видеть.
– Ты выглядишь совсем бледным, – сказал Муратов, входя и закрывая за собой дверь. – Нельзя так переживать из-за пустяков.
Тут он увидел ковер в красных пятнах и остановился еще раз.
– Еще одно убийство? – спросил он.
– Нет, все в порядке, – ответил Лунин. – Садись, я тебе вина налью. А то все чай да чай. С чаем такие дела не расследуются.
– Ты проводил следственный эксперимент? – спросил Муратов, садясь.
Лунин не стал отвечать ему сразу. Он достал два бокала из здешней фамильной коллекции и разлил вино.
– Ничего, что бутылка уже начатая? – спросил он. – Я могу достать свежую.
– Давай, неважно.
Они взяли бокалы, и Лунин уже протянул его, чтобы чокнуться, как Муратов, сделавший поначалу то же самое, вдруг застыл на мгновение, и поставил свой бокал обратно на стол.
– У меня на самом деле очень плохие новости, – сказал он. – Так что лучше, может быть, выпить не чокаясь.
– Что случилось? – спросил Лунин.
– Славик Шмелев умер.
Лунин почувствовал, как у него отвисает челюсть. Это известие было не то что неожиданным – ошеломляющим. Славика он знал едва ли не дольше, чем кого-либо еще в этом городе.
– Как же так… – начал он. – Ты ведь говорил, что он почти поправился.
– Так и было. Но потом, видимо, что-то случилось. И вчера вечером его не стало.
Они помолчали несколько минут. Лунин отхлебывал вино небольшими глоточками. Никакие поминальные тосты он был произносить не в силах, хотя возможно, это было бы уместно. Но сначала с этой мыслью надо было свыкнуться.