Я остановился и спросил серьезно:
— Португа, я могу сказать зад?
— Ладно, но это почти ругательство и не стоит так говорить.
— А как должен сказать человек, когда хочет говорить о заде?
— Ягодицы.
— Как? Мне надо выучить это трудное слово.
— Ягодицы. Яго-ди-цы.
— Хорошо, когда начало гореть под ягодицами его зада, я побежал за калитку, спрятался и стал смотреть в дырочку в заборе, что будет. Старик сделал прыжок и поднял гамак. Прибежала Диндинья и отругала его: «Я устала уже говорить тебе, что нельзя ложиться в гамак пока куришь». Видя, сгоревшую газету, опять возмущалась, так как еще не прочитала ее.
Португалец от души рассмеялся и я был доволен, видя его таким веселым.
— Тебя не поймали?
— И не узнали. Только Ксуруруке я рассказал об этом. Если бы меня схватили, то отрезали бы мне яйца.
— Что отрезали?
— Ну ладно, кастрировали бы.
Он вновь стал смеяться и мы стали смотреть на дорогу. Повсюду, где ехала машина, неслось облако желтой пыли. Я думал об одной вещи.
— Португа, ты не обманул меня, нет?
— О чем ты, бандит?
— Смотри, я никогда не от кого не слышал: «Ему дали по ягодицам». А ты слышал? Он снова стал смеяться.
— Ты ужасен. Я тоже этого не слышал. Но оставим это. Забудем о ягодицах, и используй опять, слово задница. Закончим этот разговор, а то я уже не знаю, как тебе отвечать. Смотри на пейзаж, с каждым разом все больше больших деревьев. Река все ближе и ближе.
Он свернул на право, и поехал по тропинке. Машина шла, шла и остановилась на открытом месте. Здесь было только одно большое дерево, полное огромных корней. От счастья я захлопал.
— Как прекрасно! Какое прекраснейшее место! Когда я встречусь с Баком Джонсом, то скажу ему, что его поля и равнины, не идут и в подметки нашим. Он погладил меня по голове.
— Вот таким я хочу тебя всегда видеть. Живущего в хороших мечтах, а не с ерундой в голове.
Мы вышли из машины, и я помог ему разгрузить вещи в тень под деревом.
— Ты всегда приезжаешь сюда один, Португа?
— Почти всегда. Видишь? У меня тоже есть дерево.
— Как оно называется, Португа? У кого такое большое дерево, должен дать ему имя.
Он подумал, улыбнулся и подумал.
— Это мой секрет, но тебе я его скажу. Его зовут Королева Карлота [34].
— Она говорит с тобой?
— Говорить, не говорит. Потому что королева никогда напрямую не говорит со своими подданным. Однако я всегда обращаюсь к ней «Ваше величество».
— А что означает «подданные»?
— Они составляют население, которое подчиняется приказам королевы.
— И я тоже стану твоим подданным?
Он так сильно захохотал, что по траве поднялся ветер.
— Нет, потому что я не король и ничего не приказываю. Я всегда буду просить тебя о чем- нибудь.
— Но ты мог бы быть королем. У тебя все для этого есть. Все короли толстые, как ты. Кубка, шпаги, дубины и золотых монет[35]. Все короли из колоды красивые как ты. Все короли из колоды красивые, как ты, Португа.
— Пойдем. Давай работать, а не то с этим длинным разговором мы ничего не наловим.
Он взял удочку, жестяную коробку в которой была куча гусениц, снял туфли и жилет. Без жилета он казался еще толще. Указал на реку.
— Вон до туда, ты можешь играть, потому что здесь река не очень глубока. А до другого берега нет, потому что очень глубоко. Я буду ловить рыбу здесь. Если ты хочешь остаться со мной, то не должен разговаривать, потому что рыба может уйти.
Я оставил его сидеть, а сам пошел на разведку. Открыл для себя кое-что. Как прекрасен этот кусочек реки! Я окунул ноги в реку и увидел множество букашек снующих туда и сюда в воде. Стал смотреть на песок, камни и листья, подталкиваемые течением. Я вспомнил Глорию:
Глория была права. Это было самое прекрасное в мире. Жаль я не смогу рассказать ей, что видел, как поэзия живет. Ладно, пусть даже не с розой, но, по крайней мере, с большим количеством листочков, которые падают с деревьев и остановятся только в море. Правда, что река, эта река тоже течет к морю? Я мог бы спросить об этом Португу. Но нет, это помешает ему ловить рыбу. Однако, что до рыбы то ему удалось поймать лишь двух пескарей, даже жаль было их вылавливать.
Солнце было довольно высоко. Мое лицо уже горело, столько я играл и разговаривал с жизнью. В это время Португа подошел к месту, где я находился, и позвал меня. Я побежал, как козлик.
— Какой ты грязный, мальчик.
— Я во все играл. Ложился на землю. Играл с водой.
— Пойдем кушать. Однако ты не можешь кушать такой грязный, как поросенок. Давай раздевайся и искупайся вон в том месте, там не очень глубоко.
Но я стоял в нерешительности, не желая подчиниться.
— Я не умею плавать.
— В этом нет необходимости, я посторожу тебя, здесь, вблизи. Я продолжал стоять. Мне не хотелось, чтобы он видел…
— Только не говори, что тебе стыдно раздеться возле меня.
— Нет. Не в этом дело…
Выбора не было. Я повернулся спиной и начал снимать одежду. Сначала рубашку, затем штаны с матерчатыми помочами.
Бросил все на землю и повернулся к нему, вопросительно. Он ничего не сказал, но в его глазах отразились ужас и возмущение. Я не хотел, чтобы он увидел раны и шрамы от побоев, которые я получал.
Он только прошептал взволновано:
— Если тебе больно, то не входи в воду.
