для Израиля, ведь «не исчез же закон у священника» (Иер. 18, 18). В Иез. 7, 26 утверждается противоположное: «И не станет учения (Торы) у священника и совета у старцев», когда придет бедствие и народ Божий будет уведен в плен. Однако если храм будет восстановлен, то, по пророчеству Иезекииля, священники и левиты снова будут «учить народ Мой отличать священное от несвященного и объяснять им, что нечисто и что чисто», то есть учить их соблюдению закона (Иез. 44, 23 и далее). Михей (3, 11) сетует, что «пророки… предвещают за деньги», подразумевая под этим, что священники злоупотребляют законом, служа собственной корысти. В Соф. 3,4 сказано, что священники «оскверняют святыню, попирают закон». Пророк Аггей (2, 11) пишет: «Спроси священников о законе», а значит, они должны были его знать. У Малахии 2, 5–7 идеальный священник описывается так: «Закон истины был в устах его… уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его».
После вавилонского пленения понимание роли священников и левитов не изменилось. Ездра именуется
Удивительно, что израильское священство, ковчег завета и воздвигнутый впоследствии храм существовали на протяжении всей истории Божьего народа, практически без перерывов. Единственным достаточно долгим промежутком времени, когда Израиль был лишен вышеперечисленных благословений, было время семидесятилетнего вавилонского плена. Что произошло со свитками Библии в это время, остается только гадать, однако небезынтересен тот факт, что Иеремия непосредственно перед вторжением вавилонян поместил документы, подтверждающие покупку им поля, в глиняный сосуд, специального для того, чтобы они не пропали во время будущего бедствия (Иер. 32). Не исключено, что верные иерусалимские священники сделали то же самое. Хотя мы и не знаем, как конкретно хранились священные свитки в период до восстановления храма, иудейская история изобилует свидетельствами о доблести и отваге, проявленных израильтянами при защите священных записей от уничтожения. Впрочем, сохранение библейских свитков могло и не представлять собой особой проблемы. В конце концов, вавилоняне едва ли интересовались священными книгами израильтян: боги побежденных народов считались немощными и недостойными почитания. Посему эти свитки вряд ли были кому–то нужны. История учит нас, что расхитителей храмов больше всего интересовали материальные ценности (4 Цар. 14, 14; 4 Цар. 25, 15 «…и взял все золото и серебро»).
На мой взгляд, наибольшую угрозу для свитков и их должного хранения представляли священники, не чтившие закон. В истории Израиля, как известно, было несколько периодов, когда священники относились к закону с презрением. Впрочем, даже в периоды отступничества среди служителей Божьих могли оставаться те, кто свято чтил древние традиции и всецело посвящал себя переписыванию и хранению Слова Божьего. Среди пророков всегда оставались верные Богу, а некоторые из величайших пророков Господа были священниками. Возможно, Малахия имел в виду именно их, когда описывал в Мал. 2, 5–7 идеального священника.
Отрывок из Втор. 17, 18–20 требует некоторых пояснений в качестве дополнения к вышесказанному. Данное здесь повеление заключалось в том, что царь, вступающий на престол, должен был получать от священников список закона. Царю затем надлежало неукоснительно следовать всем словам и постановлениям этого закона,
Ветхий Завет, впрочем, не сводится к закону. В нем есть еще история, пророчества, книги мудрости и поэзия. Если только в ветхозаветном употреблении термин «закон» не подразумевал свитки, не входящие в Тору, в отличие от Нового Завета, где этот термин употребляется в широком смысле, то во всем Ветхом Завете нет ни единого однозначного утверждения о том, что в скинии собрания и в первом храме хранились прочие канонические писания, хотя некоторые косвенные намеки на особенности передачи других материалов Пятикнижия все же имеются.
Во–первых, логично предположить, что закон Моисеев служил образцом для прочих материалов, имевших канонический авторитет, и все авторитетные писания должны были следовать этому образцу. Каменные скрижали с Десятью Заповедями были возложены в ковчег завета, а книга закона (Второзаконие) —
Не исключено, что в Нав. 24, 26 рассказывается как раз о том, каким образом в святилище были возложены писания, не принадлежавшие перу Моисея.[144] Заключив с Израилем завет в Сихеме (Нав. 24), Иисус Навин записал все постановления и уставы Божьи в книгу закона. «И вписал Иисус слова сии в книгу закона Божия, и взял большой камень и положил его там под дубом… подле святилища Господня». Антецедентом фразы «подле святилища Господня» является камень.[145] Вполне вероятно, что камень этот был помещен именно в святилище и стал свидетельством о книге закона Божьего. В древнем мире подобное действие было бы понятно всем.[146]
Это подтверждается также примерами из Книги Судей. Книга Судей состоит из нескольких повествований, соединенных друг с другом одной общей темой, которую можно выразить следующими фразами: «В те дни не было царя у Израиля; каждый делал то, что ему казалось справедливым».[147] В этих повествованиях рассказывается о судьях, которые в течение трехсот лет после завоевания земли Ханаанской избавляли свой народ от притеснителей. Каким же образом сохранились сведения об этих событиях?
Когда израильтяне заселились в пределах земли обетованной, святилище Господне еще не имело постоянного местонахождения. Первый ковчег завета и скиния откровения представляли собой переносной храм, который перемещался вместе с Израилем все время его странствований по пустыне. Как вы помните, в Пятикнижии даются четкие указания о том, кто может переносить святилище и каким образом это должно делаться. Во Втор. 17, 10 Господь говорит, что изберет особое место для святилища, однако до периода, описываемого в Книгах Царств, постоянного места так и не появилось. В пустыне Господь сам указывал на место, где должен был остановиться ковчег, с помощью видимого облака. «И когда облако поднималось от скинии, тогда сыны Израилевы отправлялись в путь, и на месте, где останавливалось облако, там останавливались станом сыны Израилевы» (Чис. 9, 17).
Сопутствовал ли облачный столп Израилю во время завоевания Ханаана, неясно. Дословный перевод 1