время она стояла, потупив взгляд, потом пристально посмотрела и произнесла:
— Простите, что заговариваю с вами об этом… Но я слышала ваши последние слова… Вы беседовали с кем-то по телефону. У вас есть работа в каком-то другом городе? А я подумала, вы приехали в Кардифф именно для того, чтобы найти что-то здесь. Правда, ваша машина… Признаться, вы не производите впечатления нуждающегося человека. И почему вы сказали, что ехали к нам? Или я что-то не так поняла?
Вильям напрягся. В этот момент он мог выложить ей всю правду, но почему-то не сделал этого.
— Видите ли… У меня действительно есть работа. В Аберистуите. Но в связи с некоторыми семейными обстоятельствами мне пришлось приехать в Кардифф. Я все равно пробуду здесь не менее двух недель, вот и решил не терять времени даром и чем-нибудь заняться.
Дороти кивнула и тяжело вздохнула.
— Скажу вам честно, на других фермах вам могли бы заплатить гораздо больше. А если бы вы нашли подработку в самом городе, это было бы еще выгоднее…
— Вы пытаетесь от меня избавиться? — спросил Вильям.
— Нет, нет, я действительно сильно нуждаюсь в помощи мужчины, — смущенно протараторила Дороти. — Просто у меня нет возможности заплатить вам столько, сколько вы привыкли зарабатывать в Аберистуите.
— Это пусть вас не тревожит. — Вильям улыбнулся. — Большие деньги мне сейчас ни к чему, поверьте. Давайте поговорим о другом. Что представляет собой ваша ферма?
— Дженнингсы всю жизнь занимались овощеводством и садоводством. И выращивали овец. — Дороти помолчала. — В последнее время дела у нас идут неважно. Овец в прошлом году мне пришлось продать. За садом мы с Анной продолжаем ухаживать и высаживаем кое-что из овощей.
— Похоже, вам с Тедди приходится переживать не лучшие времена, — задумчиво произнес Вильям.
Дороти пожала плечами.
— Трудности выпадают на долю каждого…
— А почему бы вам не продать ферму и не переехать в город? — спросил он.
Дороти покачала головой.
— Понимаете, я с самого рождения живу в этом доме. Здесь спокойно и привычно. Не представляю себе жизни в городской квартире. — Ее темные таинственные глаза погрустнели. — А вы? В каких условиях росли вы? Где сейчас ваш дом?
Ее вопрос застал Вильяма врасплох. Он был не готов разговаривать с ней о себе, поэтому ответил весьма уклончиво.
— На протяжении последних восьми лет я жил в разных городах.
— Значит, ваша стихия — городская суета. — Дороти вновь вздохнула. — А мы хоть и находимся рядом с Кардиффом, но живем абсолютно не так, как горожане, а куда скромнее и тише, — сказала она. — Боюсь, вам покажется, что здесь безумно скучно.
— Не покажется, — произнес Вильям мягко.
Его голос прозвучал так нежно и волнующе, что в самой глубине сердца Дороти ожило давно угасшее тепло.
Испугавшись этого, она шагнула к двери.
— Пора спать. Прошедший день для нас обоих был довольно тяжелым. Ванная находится за первой дверью, справа по коридору.
Вильям кивнул, упорно пытаясь заставить себя не смотреть с таким любованием на слегка покрасневшее выразительное лицо Дороти. Желать эту женщину, а уж тем более вступать с ней в близкие отношения он не имел права. Когда-то она принадлежала его покойному брату.
— Да, нам обоим пора отдохнуть. Спокойной вам ночи!
— И вам, — ответила молодая женщина и торопливо вышла из комнаты.
Вильям проводил ее долгим взглядом, скинул с ног туфли, упал на кровать и, совершенно сбитый с толку, уставился в потолок.
Зачем только я согласился работать на нее? — ругал себя он. И почему вообще до сих пор нахожусь здесь? Меня ведь тут ничто не держит. Просьбу Лео я мог выполнить и за полчаса. О чертовом Эмете Симмонсе и его семействе мне следует вообще забыть. Надо было уже сегодня вернуться домой и заняться делами! Боб меня заждался.
Совершенно машинально он достал из нагрудного кармана рубашки сложенную вдвое записку Эмета Симмонса, адресованную его матери, развернул ее и в очередной раз пробежал глазами по ровным строчкам.
Меньше всего на свете ему хотелось удостовериться в том, что кто-то еще, помимо Альфреда Гринуэя, ненавидит его. Представив, как на него отреагируют законные сыновья Симмонса, Вильям мрачно ухмыльнулся. И тем не менее твердо решил, что не уедет из этого города, покуда не узнает, есть у него семья или же нет.
Дороти, погруженная в раздумья, остановилась в холле, отчетливо понимая, что относиться к Вильяму Доусону так же, как к остальным знакомым мужчинам, она просто не в состоянии. Необычная ситуация пугала и не давала покоя.
Этот человек появился в ее жизни еще более неожиданно, чем Леонард Гринуэй, остановившийся почти шесть лет назад у ворот их дома лишь для того, чтобы уточнить, как проехать на одну из соседних ферм.
Леонард… Молодой и привлекательный, он произвел на неискушенную двадцатилетнюю Дороти, с нетерпением ждущую любви, эффект грома среди ясного неба. Он стал первым ее мужчиной, разбудил в ней настоящую страсть. И очень скоро уехал.
Но оставил ее не одну, а с младенцем под сердцем.
Теперь Дороти было почти двадцать шесть. И она уже почти не надеялась обрести то, чем Бог одарил ее родителей.
Совместное счастье Рут и Фрэнсиса Дженнингсов длилось не слишком долго, но представляло собой нечто цельное, чистое и истинное. Воспитанная в любви и гармонии, в юности Дороти мечтала о создании собственной крепкой полноценной семьи. После разрыва с Лео таковая у нее появилась, но, к сожалению, неполноценная: она сама и малыш Тедди. Хотя ей здорово помогали родственники.
Как только вдовец Фрэнсис узнал о беременности дочери, тут же окружил ее двойным вниманием и заботой. А встретив их с внуком из роддома, разделил любовь, жившую в его огромном сердце, на двоих.
Ни разу ни до, ни после рождения сына Дороти не услышала от отца ни слова упрека.
Она тяжело вздохнула и представила, что бы сказал папа, узнай он о ее странных чувствах к Вильяму Доусону.
«Будь осторожнее, дочка! — прозвучал в ее ушах хрипловатый отцовский голос. — Приезжих людей трудно разгадать. Сегодня они здесь, а завтра там».
Ее глаза наполнились слезами, а сердце — горечью и благодарностью. Удивительно, но, даже уйдя из жизни, отец, казалось, продолжал о ней заботиться.
Я постараюсь быть осторожной, папочка, подумала она, выключая свет. Повторения истории с Лео мне не следует допускать. Оправляться от подобного чересчур тяжело. И потом я ничего не знаю об этом Вильяме. Не исключено, что в Аберистуите у него есть женщина…
Дороти бесшумно поднялась по лестнице, вошла в свою комнату и, не зажигая лампы, приблизилась к окну. Чуть покосившуюся крышу пристройки заливал серебряный свет луны. Было очень тихо. Это безмолвие, этот лунный свет на кровле, эти застывшие в полночном спокойствии стройные деревья так обожала Дороти!
Вспомнив о своем огромном долге и о том, что до банка ей так и не удалось сегодня добраться, она прикусила губу и опечалилась. Но тут же решительно вскинула голову и прошептала, обращаясь к окружавшим ее стенам.
— Я буду бороться за тебя, мой милый дом. До последнего! Обещаю!
