— Помилуй, Бог! Если Вольдемар и в Ц. будет вести себя как всегда, то, что подумает княгиня!
— Что он пошел в отца, а не в нее, — последовал выразительный ответ Витольда. — Пусть он держит себя именно так, тогда ей, по крайней мере, станет ясно, что он не будет очень-то послушным орудием для ее интриг. А что тут кроется какая-то интрига, то в этом я глубоко убежден. Или опустел княжеский кошелек, — мне кажется, он никогда не был особенно полным, — или снова замышляется какой-нибудь заговор, а для этого Вилица расположена очень удобно, возле самой границы. Что они там задумали, одному Богу известно, но только я уж разузнаю и вовремя открою ему глаза.
— Помилуйте, господин Витольд, — возразил доктор, — к чему теперь, когда мать протягивает руку примирения, еще усиливать ужасное отчуждение, существующее в этой семье? Не лучше ли было бы, наконец, заключить мир?
— Вы этого не понимаете, доктор, — ответил Витольд с совершенно несвойственным ему озлоблением. — С этой женщиной нельзя заключить мир, если беспрекословно не подчинишься ее властолюбию. Вот, например, покойный Нордек не делал этого, зато у него и был в доме ад. Слава Богу еще, что, благодаря завещанию, княгиня Баратовская не могла властвовать в Вилице, а о том, чтобы Вольдемар в будущем не сделал подобной глупости, мы позаботились своим воспитанием.
— Мы? — с ужасом воскликнул Фабиан. — Господин Витольд, я честно давал свои уроки, на характер же своего воспитанника, к сожалению, никогда не мог воздействовать… иначе…
— Он был бы другим, — со смехом добавил Витольд. — Ну, пусть совесть не упрекает вас! Допустим, это я воспитал его и от всей души буду рад, если мое воспитание хорошенько столкнется завтра с парижским лоском княгини.
С этими словами помещик вышел из комнаты. Наставник наклонился и поднял письмо, все еще валявшееся на полу, аккуратно сложил его и с глубоким вздохом проговорил:
— А, в конце концов, все-таки выйдет, что воспитателем молодого Нордека был некий доктор Фабиан… О, Господи!
Глава 3
Вилица, наследником которой был Вольдемар Нордек, находилась в одной из восточных провинций и состояла из целого ряда поместий, центром которых являлся старый замок того же названия. Покойный Нордек стал владельцем этих поместий следующим образом.
Граф Моринский и его сестра рано осиротели; Ядвига получила воспитание при монастыре, и когда вышла оттуда, родные уже распорядились ее судьбой. В том дворянском кругу, к которому принадлежала молодая графиня, это было обычным явлением, и она охотно подчинилась бы решению родственников относительно ее брака, если бы предназначенный ей супруг был равен ей по происхождению или хотя бы был сыном ее народа; но Ядвига была избрана орудием различных семейных планов, которые ее родные, во что бы то ни стало, хотели привести в исполнение.
В той местности, где жила большая часть членов рода Моринских, несколько лет тому назад появился некий Нордек, немец низкого происхождения, но с большим состоянием. Он был человеком малообразованным и крайне несимпатичным, но благодаря обладанию громадными имениями, скупленными им в этом краю за полцены у обедневших помещиков, польских дворян, приобрел большую власть, которая скоро дала очень чувствительно о себе знать во всей окрестности; кроме того, ему каким-то образом стали известны многие партийные тайны национальных польских союзов. Это делало Нордека крайне опасным противником, и необходимо было завоевать его дружбу.
Подкупить миллионера было, конечно, невозможно; оставалось только подействовать на его тщеславие, под влиянием которого он был далеко не прочь породниться с каким-нибудь старинным польским родом. Выбор его пал на внучку владельцев Вилицы; необразованному выскочке очень льстило, что ему доступна рука графини Моринской, а в приданом он, конечно, не нуждался.
Ядвига сначала воспротивилась этому союзу, но что могла сделать семнадцатилетняя девушка против семейного решения? Кроме того, роль бедной приживалки, живущей на хлебах из милости у родственников, была вовсе не по вкусу молодой графине; она, наконец, согласилась, и брак состоялся.
Однако планы и расчеты обеих сторон не оправдались. Нордек не поддавался никакому влиянию, и его мимолетное увлечение Ядвигой превратилось в ненависть, как только он понял, что его самого и его состояние хотели использовать для интересов ее семьи. Рождение сына не изменило этих отношений. Пропасть между мужем и женой все увеличивалась; между ними разыгрывались ужасные сцены, и после одной из них молодая женщина покинула замок, чтобы искать защиты у брата. Маленький Вольдемар, которому в то время едва исполнился год, остался у отца. Нордек, пришедший в ярость от бегства жены, требовал ее возвращения. Граф Моринский делал все, что мог, чтобы оградить сестру. Но неожиданная смерть Нордека положила конец этому несчастному браку. Причиной этой смерти явилось его падение с лошади во время охоты, однако, умирая, он имел еще столько сил, чтобы продиктовать завещание, по которому его жена совершенно устранялась от участия в наследстве и в воспитании сына. Опекуном Вольдемара был назначен дальний родственник, друг детства Нордека, которому предоставлялись неограниченные права. Вдова пробовала протестовать, но опекун самым решительным образом отклонил все притязания и увез мальчика с собой на родину. Вольдемар все свое детство провел в Альтенгофе. Доходы с Вилицы присоединялись к капиталу, и таким образом молодой Нордек к своему совершеннолетию оказался обладателем громадного состояния.
Мать Вольдемара сначала жила в доме брата, который тем временем женился, но оставалась там недолго. Один из самых близких друзей графа, князь Баратовский, влюбился в красивую молодую женщину, и через год она вышла за него замуж. Второй брак был, безусловно, счастлив, князь полностью подчинился своей жене и нежно любил ее и сына, которого она ему подарила.
Однако их счастье недолго оставалось безоблачным, но на этот раз оно было нарушено внешними невзгодами. Лев был еще ребенком, когда грянула революция, охватившая чуть ли не пол-Европы. В польском крае также вспыхнуло восстание. Моринский и Баратовский приняли в нем активное участие, однако революционное движение было подавлено, и его участников постигла суровая кара. Моринский и Баратовский бежали во Францию, за ними последовали их жены и дети. Графиня Моринская, хрупкая, болезненная женщина, не вынесла жизни на чужбине и через год умерила. Бронислав поручил свою единственную дочь Ванду сестре. Сам он был не в состоянии оставаться в Париже, где все напоминало ему об утрате страстно любимой жены. Он жил то здесь, то там, и приезжал только иногда, чтобы увидеться с дочерью. Наконец, благодаря амнистии, он получил возможность вернуться на родину, где тем временем после смерти одного родственника получил в наследство поместье Раковиц, в котором и поселился.
На князя Баратовского, который был одним из главарей восстания, амнистия не распространилась, и о его возвращении нельзя было и думать. Жена и сын разделили с ним его участь, пока, наконец, его смерть не предоставила им возможности избрать себе новое местожительство.
Глава 4
Было утро. В комнате с балконом на даче, которую занимали Баратовские, находилась только княгиня; она была поглощена чтением письма, полученного час тому назад. Это было извещение Вольдемара о том, что он сегодня приедет. Княгиня так пристально смотрела на это письмо, как будто хотела изучить по этим кратким холодным словам или по почерку характер сына, который был ей совершенно чужим. С тех пор как Ядвига вторично вышла замуж, она лишь изредка и мельком видела его, а с того времени как она жила во Франции, эти свидания и вовсе прекратились. Образ десятилетнего мальчика, сохранившийся в ее памяти, был довольно непривлекателен, а то, что она узнала относительно юноши, вполне согласовалось с ним. Тем не менее, княгине было необходимо, во что бы то ни стало приобрести влияние на сына, а она была не способна отступать от решения какой-либо задачи, если даже прекрасно осознавала все ее трудности. Она встала и начала задумчиво ходить взад и вперед, но быстрые шаги, раздавшиеся в передней, заставили ее
