стороны, короткими трассами вызывал на себя огонь вражеских бомбардировщиков. А на них из темноты, с максимально короткой дистанции падали меткие, разящие удары. В эту ночь в горах было светло и шумно. Пять самолетов врага долго горели на земле, озаряя неверным, дрожащим светом окрестность. Так прошло еще несколько боевых ночей, и как-то утром Супрун сказал своим командирам частей:
— «Гости», должно быть, очень недовольны нами. Надо ожидать налета на аэродром. Напомните своим летчикам, как приземляться на затемненную площадку. Сегодня, как только стемнеет, начните тренировки небольшими группами. Всему остальному составу принять участие в подготовке ложного аэродрома.
Весь день техники, мотористы, каптерщики, повара и шоферы свозили на соседнюю поляну остатки битых неприятельских машин, связывали и подпирали их кольями, расставляя в определенном порядке.
Когда работа подходила к концу, Супрун поднялся в воздух. Сверху можно было подумать, что здесь аэродром. Две ночи прошли спокойно. В третью, в первом часу, наземные посты сообщили, что большая группа японских самолетов движется к аэродрому. Сейчас они в таком-то квадрате. Петляют. Хотят незаметно подойти…
Супрун поднял пятнадцать истребителей и во главе их полетел навстречу врагу.
В это же время на ложном аэродроме началась возня. Загорались и гасли фонари, вспыхивали фары автомашин, изредка взлетали ракеты.
Противнику уже мерещился успех. Его летчики убрали газ, чтобы, бесшумно планируя, напасть внезапно. Бомбардиры положили пальцы на кнопки бомбосбрасывателей. И в это время сверху, из тьмы, на них обрушился нежданный удар. Погасли ложные огни на поляне. Их сменили новые: два бомбардировщика горят на земле. Остальные поспешно бегут. Два вражеских летчика спрыгнули на парашютах и неудачно пытались спрятаться в кустарнике: их поймали. На другой день они сообщили на допросе, что их начальство сильно обеспокоено большими потерями. Значительная часть самолетов разбита. Штабные генералы крайне недовольны этим и собираются делать какие-то перестановки.
— Поможем им! — повеселев от таких известий, сказал Супрун и дал команду готовиться к штурмовке вражеского аэродрома.
Командир поднял свои самолеты еще в предутренней темноте. Он разделил весь отряд на три части и повел их извилистым кружным путем, чтобы сбить с толку вражеские наземные посты. Самолеты Супруна появились над целью одновременно с разных сторон. Внезапность налета удалась. Через несколько минут горели подожженные штурмовкой самолеты, бензосклады, ангары. Два склада с боеприпасами взлетели на воздух.
День спустя воздушная разведка сообщила Супруну, что враг покинул атакованную базу и отходит на другое место.
Окруженный своими помощниками, Супрун листал страницы журнала боевых действий и щелкал костяшками на счетах. В своем донесении начальству он сообщал, что за короткий срок сбито тридцать шесть вражеских самолетов, своих потеряно пять. Далее он вкратце сообщал о том, что наши самолеты во всех формах боя качеством лучше вражеских.
Профессиональный летчик-испытатель, Супрун подробно изложил большие и малые недостатки, которые надо устранить, чтобы еще более улучшить машины.
Что касается людей, то он дал им очень высокую оценку: они умело и самоотверженно дрались с захватчиками. В то же время он изложил свои мысли относительно того, на что, по его мнению, надо обратить внимание при подготовке новых кадров летчиков.
Недели две спустя радист принес радостную телеграмму: многие летчики Супруна правительством Советского Союза награждены орденами, а их командиру присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Письмо на родину
Еще утром здесь был аэродром врага. Теперь повсюду чернеют его разбитые самолеты. На стоянках и в укрытиях появляются машины новых, с боями пришедших сюда хозяев — летчиков Супруна.
Техники быстро обживают незнакомое место и даже пытаются создать комфорт. Они ухитряются электрифицировать палатки с помощью аккумуляторов, снятых со сбитых вражеских машин.
День быстро прошел в работе, и ночь незаметно накинула свое покрывало на эти унылые скалы и зажатый между ними горный аэродром. Стало темно и прохладно.
Супрун пришел в палатку позже всех. Одна лишь его койка пустует, на других уже спят. Он соединяет согнутые крючками концы двух проволок, и в палатке вспыхивает небольшая, но яркая лампочка. Он прикрывает ее бумажным колпачком, чтобы не мешать сну своих помощников.
Завтра один из них улетает на родину, в Москву. Надо приготовить письмо домой.
Супрун садится за ящик из-под макарон, заменяющий стол. Достает авторучку и с удовольствием прочитывает на ней надпись: «Главканпром». Он задумывается над началом письма, и мысль незаметно уносит его далеко-далеко. Вот он, получив специальное задание, выходит из Кремля на Красную площадь. Медленно идет вниз к Охотному ряду. Здесь кипит и грохочет столичный поток. Летчик стоит, осматриваясь кругом. Москва!.. Ему хочется хорошенько запомнить ее облик. Ведь он долго не увидит столицу. Потом он медленно идет вверх по улице Горького.
Лифт бесшумно поднимает его на пятый этаж нового дома. Сестра сидит за книжками. Она всегда радостно встречает его. Они выходят на балкон, любуются утопающей в солнечном блеске Москвой.
— Я хочу еще, дорогая Анечка, предупредить тебя, — серьезным тоном говорит он сестре, — что если пройдет несколько месяцев и ты от меня не получишь письма, то не беспокойся. Значит, нет возможности писать. Прошу тебя, если такой период будет, ты пиши домой матери, что я жив и здоров, а что мое письмо домой, возможно, где-нибудь затерялось… Чтоб мама не беспокоилась. Понятно?
Сестра грустно кивает головой.
— Однако, — спохватывается Супрун, — надо писать!
«Дорогая Анечка! Завтра уезжает друг в Москву, и я хочу это письмо передать с ним. Как видишь, я жив и здоров. Чувствую себя хорошо. Только немного устал. Последние семь ночей подряд была напряженная работа. Не знаю, как будет дальше. Как ты себя чувствуешь, Анечка? Как идут твои занятия? Приходится ли тебе летать?»
Кто-то заворочался на койке и потревожил стоявший под ней аккумулятор. Лампочка заморгала и погасла. Супрун открывает фанерную дверь и выходит. От изумления он застывает на месте. Весь мир точно охвачен пожаром. Большая медно-красная луна сидит на вершине приплюснутой горы, разливая вокруг беспокойный отблеск пожарища. Стоит полная тишина.
Супрун, как зачарованный, смотрит вдаль, и ему начинает казаться, что горы раздвинулись в стороны. Он видит родную Украину, Сумы. Там вечер только еще наступил, но стоит такая же, нет, еще более чарующая тишина.
Дома, в столовой, пьют чай с клубничным вареньем. Его так мастерски варит мать! Она вечно хлопочет. Никогда сама не садится за стол, пока не накормит, не напоит детей или гостей. О нем, о Сене, как она его зовет, который раз рассказывает знакомым. Неожиданно всплакнет:
— Где ты, мой сыночек родной, сейчас?
Отец покрутит свои запорожские усы и с деланной суровостью скажет:
— Там, где надо, мать. Опять в слезы пустилась. Каждый день одно и тоже.
Мать утрет слезы и, точно оправдываясь, тихо ответит:
— Знаю, что там, куда послали. Знаю, что надо. Это я так.
Матери под шестьдесят. Она всю свою жизнь трудилась для них, для детей. Не щадя себя, она вывела всех их в люди, и они за то благодарны ей и горячо любят ее.
Теплая волна сыновнего чувства подкатывается к сердцу летчика. Степан входит в палатку и чиркает зажигалкой. Находит провода, соединяет концы, и в палатке опять становится светло. Он садится и пишет отцу:
