И все-таки виноваты во всем были белые. За несколько дней до истребления людей с «Бритиш Соверин» один искатель сандалового дерева хладнокровно застрелил четырнадцать жителей Эрроманги. Торговцы часто похищали аборигенов, чтобы продать их каннибалам. Одна шхуна из Сиднея, торгующая сандаловым деревом, доставила на берег Тануа мужчину, похищенного с Эрроманги, в качестве платы за дерево. В то время Тануа и Эрроманга находились в состоянии войны, поэтому, когда несчастный абориген оказался на острове, его убили.
Торговцы старались похищать вождей, за возвращение которых требовали большой выкуп. Зачастую, прихватив выкуп, судно уплывало, увозя на борту вождя. Потом несчастного продавали в другом месте в рабство или на жаркое. На торгующих сандалом шхунах устанавливались пушки. На борту их находился экипаж с большим количеством моряков. Торговались с вооруженных лодок, причем капитан вел переговоры с собравшимися на берегу аборигенами. В одной руке у него был заряженный пистолет, в другой — бусы или рыболовные крючки.
Считают, что за те сорок лет, которые потребовались, чтобы полностью уничтожить сандаловые леса на архипелаге Новые Гебриды, только с Эрроманги вывезли ароматного дерева на семьдесят тысяч тогдашних фунтов стерлингов. Последним был опустошен остров Эспириту-Санто, на котором Пэтон отыскал в 1853 году сандаловые рощи, но и их хватило ненадолго.
Островитяне благодаря торговле, вернее, грабительской политике, проводимой белыми в период «сандалового бума», познакомились с «милыми» обычаями белых, а также узнали, что такое топоры, гвозди, позднее — ружья, ножи, ткани. Произошла своеобразная промышленная революция, разумеется, без перемен в образе жизни. Сильнее всего это ощутили миссионеры, которые начали деятельность среди грозных каннибалов. Им пришлось расплачиваться, чаще всего жизнью, за бесчинства своих белых собратьев.
В Меланезии миссионеры появились сравнительно давно, хотя трудно вообразить менее благодатное поле для их деятельности. В 1796 году корабль «Дафф» доставил в Океанию первых миссионеров. В 1845 году Французская миссия Общества Марии высадилась на Соломоновых островах. Однако эту миссию удалили с островов вскоре после того, как островитяне убили епископа Элаппа и нескольких его сподвижников. Несмотря на эти неудачи, миссии продолжали существовать, а число миссионеров все увеличивалось. Новые Гебриды пользовались славой наиболее трудных в этом отношении и, как ни один архипелаг, может быть, кроме Соломоновых островов, стали ареной насильственной смерти многих миссионеров. Однако во многих случаях последние гибли в основном не от рук местных жителей. а в какой-то мере из-за бесчинств белых.
Шел 1839 год. На горизонте вблизи залива Диллона на Эрроманге появился небольшой бриг. Он направлялся к якорной стоянке. Несколько дней назад от подобного судна (жители Эрроманги были уверены — от того же самого) отделилась лодка и направилась к берегу. В ней сидели белые убийцы. Они бросились в глубь острова, вытоптали поля, перебили всех, кто попадался на их пути. На этот раз островитяне с ужасом следили за приближающимся бригом. Неужели эти белые убийцы никогда не насытятся, так и будут бесчинствовать на их острове?
Послышался всплеск воды. Это белые бросили якорь. Островитяне увидели, как пришельцы спустили на воду шлюпку, полную людей, и направились к берегу. Да и место для высадки они выбрали то же самое, что и те, которые хозяйничали тут несколько дней назад в поисках сандалового дерева. Между тем лодка приближалась.
Тогда вождь Кауиау выскочил из своего укрытия и, размахивая оружием, стал подавать лодке знаки удалиться. Не хотели больше жители Эрроманги видеть на своем острове белых. Они решили сразиться с ними. Но пассажиры на лодке не обращали внимания на угрозы; лодка подплывала все ближе, уже слышны были голоса белых. Кауиау и его воины отступили в заросли. Они решили подождать: может, белые уплывут скоро назад. Ведь на острове уже нечего было грабить. Если они все-таки направятся вдоль берега по тропинке, островитяне накинутся на них и отбросят к морю. Кауиау понимал, что такое возможно. Белые производили впечатление безоружных людей. Однако они могли спрятать оружие на дне лодки или привязать его к бортам, прикрываться товарищами, а также «большими ружьями» с брига. Кауиау хорошо знал, что такое пушки.
Тем временем лодка причалила к берегу. Островитян там не оказалось. Высокий, сильного сложения мужчина с благородным лицом вышел на берег и огляделся. Вместе с ним был его товарищ, пониже ростом.
Кауиау поднял дубину, и тут же лес огласился криком. Воины выскочили из засады. От страшного рева дрожал воздух, кровь стыла в жилах. Смелый Кауиау с поднятой огромной дубиной бросился к рослому мужчине. Однако белый оказался человеком сильным. Он отбил удар, что-то крикнул товарищу, после чего стал отступать в сторону моря. Но было уже поздно: Кауиау накинулся па него сзади. Качаясь, пришелец сделал еще несколько шагов и рухнул в воду. На него посыпались удары дубины. Будь прокляты эти белые грабители! Пусть получат хороший урок! Только раз вскрикнул белый. На берегу был убит и его товарищ.
Лодка отчалила, но не раздалось с нее ни одного выстрела. С брига также не стреляли. Странным это показалось вождю. На корме лодки стоял белый человек и громко рыдал. Лодка удалялась, белый что-то говорил. Воины были страшно возбуждены, но Кауиау чувствовал, что произошло что-то нехорошее. Его воины плясали от радости и громко кричали, угрожали оставшимся на бриге белым. Тело высокого белого островитяне подняли из воды и поместили в земляной печи. То же самое собирались проделать с другим белым. При этом они выкрикивали проклятия.
Видя, что ничего сделать нельзя, сидевшие в лодке люди взялись за весла, а человек на корме, ломая руки, продолжал плакать. Кауиау смотрел на него, и ничего не мог понять. Какой странный белый! Никогда раньше не видел и не слышал он ничего подобного. Может, Кауиау убил великого вождя?
Не знал тогда Кауиау, что от его руки погибли миссионер Джон Уильямс и его помощник Гаррис с миссионерского брига «Кэмден», идущего из Сиднея к язычникам-островитянам, чтобы принести им свет христианской веры.
Спустя двадцать лет Кауиау, давно уже христианин, стоял в салоне миссионерского барка «Джон Уильямс», который бросил якорь в заливе Диллона. Старый «Кэмден» давно уже списан, его место занял «Джон Уильямс», который курсировал между островами и был первым из целой династии миссионерских судов, носивших имя погибшего миссионера. Молча смотрел Кауиау на портрет своей жертвы. Теперь пришла его очередь заламывать руки и просить прощения за убийство.
И все-таки Джона Уильямса убил не вождь, а сами белые, и власти понимают это. Старый вождь спокойно дожил до конца своих дней на родном острове.
На следующее утро я не без опаски посматривал на Джонсона и Фрэнсиса — членов нашего экипажа. Они были родом с Эрроманги. Однако их лица выражали доброжелательность и покой. Я несколько успокоился: они жили по иным законам.
Вождь деревни, в которую мы пришли, оказался хорошим знакомым Доминика. При виде нового человека он сначала держался несколько высокомерно. Однако быстро изменил свое отношение, и с удовольствием, в знак дружбы курил мои сигареты.
Доминик уже заканчивал свои дела, когда неожиданно вождь куда-то исчез. Через минуту он появился снова. В руках он держал нечто такое, что вызвало у меня чрезвычайный интерес — челюсть свиньи с мастерски выращенными клыками. Великолепные, загнутые дугой зубы казались огромными по сравнению с челюстью. Глядя на них, я вдруг со всей ясностью осознал, что, имея эти огромные клыки, свинья вела поистине… свинскую жизнь.
— Сколько он хочет за эту челюсть? — спросил я.
— Пятьсот фунтов, — перевел агроном.
Ответ удивил меня. Вождь назначал сумму, неслыханную даже для Вилы. Она не имела ничего общего с иерархией цен на островах. Доминик смеялся от души.
