Он встретился с гочаллой взглядом и заметил на ее губах слабую кривую усмешку.
— Не дерзай приносить благодарность, — посоветовала она. — Я сделаю это, однако, в то же самое время, как вслух стану наставлять тебя, в душе я буду молить богов, чтобы тайна, вырванная у меня этой Безымянной, не послужила тебе во спасение. Если боги ответят на мой призыв, сила покинет тебя в час нужды, и слуги Сынов упьются твоей кровью. Об этом я буду молить богов.
Гочалла исполнила обещание. Очень ясно и, без сомнения, точно она рассказала, как пробуждать силу талисмана. Секрет заключался в мысленной сосредоточенности, достигавшейся с помощью слов и созерцания внутреннего огня, что высвобождался подобно взрыву и привлекал некую силу извне, смутно знакомую силу.
Чуждую, но знакомую. Так подсказывало Рениллу какое-то внутреннее чувство.
Теперь он знал, что надо делать. Кто бы мог подумать, что это так просто и под силу каждому. Под силу — да, но все-таки не так уж и просто. Рениллу казалось, что голова готова расколоться от напряжения.
Зато он овладел тайной мысленного зеркального щита.
И уже сейчас мог хоть отчасти прикрыться им. Поупражнявшись, можно добиться больших успехов.
— А теперь убери его из дворца, — распорядилась гочалла. — Не желаю больше смотреть на него.
Широкая ладонь Паро легла на плечо Ренилла.
— Ему нужно дать воду и хоть немного еды, — осмелилась заметить Джатонди.
— Он получил жизнь. Довольно и этого.
— Хотя бы широкую шляпу…
— Хватит. Оставь меня.
Ренилл взглянул в глаза Джатонди, и слова вырвались у него раньше, чем он успел осознать, что говорит:
— Пойдем со мной.
Ее глаза распахнулись, быть может, просто от удивления.
Палец Паро дрогнул, но он промедлил, и его госпожа вскинула руку.
— Не стреляй, — приказала гочалла, — но избавь мой взгляд от вида этой западной бестии. Убери его. — Она обернулась к дочери. — А ты оставайся на месте. Я вижу по глазам, чего желает твоя душа, но ты останешься. Довольно и того позора, который ты уже навлекла на касту Лучезарных. Большего не будет. Сделай хоть шаг за этим мужчиной, и я забуду о чистоте УудПрая и прикажу Паро стрелять. Поверь мне.
Джатонди стояла неподвижно, пока слуга уводил Ренилла из зала.
Тот не сопротивлялся. Немой был в два раза тяжелее него, а ствол пистолета больно давил под ребро. Талисман Ирруле, способный отвлечь враждебное внимание, лежал в кармане. Пока дотянешься, Паро вполне успеет сломать руку. Да и что толку. Паро протащил его по переходам и галереям, через прихожую, просторную, как бальный зал, и выкинул на широкие ступени дворца. Поволок дальше, между рядами мертвого кустарника к кованым железным воротам, по-прежнему бессмысленно запертым. Только здесь немой выпустил его, проводив могучим толчком в спину. Ренилл обошел ворота и оглянулся. Слуга гочаллы стоял посреди садовой дорожки с пистолетом в руке.
С помощью талисмана его, возможно, удалось бы обойти.
А зачем? Он только усугубит и без того нелегкое положение несчастной гочанны. Что дернуло его предложить девушке уйти с ним? Чистое безумие. Мать только взбесилась еще сильней, а девушка ни за что бы не согласилась.
А если бы согласилась?
Глупости!
А если бы согласилась? Если бы стояла сейчас рядом с ним, и он бы повел ее в город? Что тогда?
В голове строились бредовые воздушные замки. Пора забыть о глупостях. Как правильно заметила Ксандунисса, конец розовой идиллии. Скорее всего, он никогда больше не увидит гочанну Джатонди. А если им и случится встретиться, она с презрением отвернется от него после тех бед, которые он навлек на девушку.
Нет смысла ждать.
Паро все стоял, не сводя с него взгляда. Ренилл повернулся спиной ко дворцу и зашагал по дороге к ЗуЛайсе.
В блеклом небе высоко стояло солнце. Желтое марево затянуло горизонт, а раскаленный ветер гнал по дороге облака горячей пыли. Оторвав кожу тонкой рубахи, Ренилл обвязал лицо. Шляпа была бы кстати, но он обойдется и так. К счастью, с утра он попил вволю. Еще лучше, что успел полностью оправиться от укуса вивуры. В голове порядок и зрение ясное. Ренилл был здоров, бодр и готов к предстоящему путешествию.
Он легко прошел первую часть пути. Ненадолго остановился у развалин водопоя недалеко от взгорья — всего десять минут отдыха в тени. После этого прошел без остановки до самого Пирамахби. Здесь напился вдоволь у сломанного насоса и смыл пыль с лица и шеи. Четверть часа передышки в тени пустынных руин, и он готов отправиться дальше.
Смутное воспоминание о прошлом привале в этих развалинах — всего несколько дней назад, но время, проведенное в У уд П рае, необыкновенно растянулось в памяти. Тогда он проспал здесь полдня — и руины не были пустынны. А теперь?
