ВВЕДЕНИЕ В ЛИТУРГИЧЕСКОЕ ПРЕДАНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

молиться, и тогда формально вычитываются какие-то тексты, и это уже, конечно, магизм.

У католиков этот принцип уже богословски оформлен и оправдан. Там есть учение о сакраментальных формулах, которые сами по себе обладают такой силой, —это чистый магизм. Так вот, если мы будем молиться, если будем помнить, в чье Имя мы действуем, во Имя Кого мы действуем, если будем с любовью к Богу и со смирением призывать помощь Божию и выступать от имени Бога как люди, облеченные властью божественной, то здесь никакого магизма нет. Нет ничего неестественного в том, что пришел человек в церковь, и именно здесь, в доме Божием, сатана может быть изгнан именем Христовым, властью Божией. Поэтому очень важно, чтобы священник, когда он читает эти странные запретительные молитвы, не чувствовал себя совершенно автономным экзорцистом (есть такое понятие, это значит изгонитель бесов), чтобы он не думал: «Я теперь изгоняю бесов». Он должен помнить, что он это делает по поручению Божию, по милости Божией, по дару Христову, а не своей силой. Сам же он ничего не может. Он должен помнить, что сила Божия в немощи совершается. Как только священник забудет об этом, ему грозит прелесть. И не только ему, но всем тем, кто последует за ним. Здесь мы опять возвращаемся к изначальному вопросу о соотношении формы и содержания. Вы помните, как в Евангелии Господь говорит:

«Кто не примет Царствия Божия как дитя, тот не войдет в него»

. (Мф. 10, 15.) И вот для первых веков христианства было характерно такое детское восприятие. Первые христиане не разделяли форму и содержание. Как, скажем, ребенок не анализирует, где у него душа, а где тело. Для него человек есть единое целое. Когда он повзрослеет, когда станет свидетелем смерти, то он поймет, что есть душа и есть тело, у каждого может быть своя судьба. Поймет, что это трагедия падшести, трагедия греха в человеке. А вначале этого анализа нет. И лучше, когда его нет, когда есть цельное, нераздельное сознание. Но мы теперь уже не можем вернуться к нему, потому что анализ такого рода уже давно произведен в истории. Поэтому мы вынуждены этот анализ проследить и сделать для себя должные выводы. Тем не менее, мы должны всегда стремиться к цельности, к цельному сознанию. Должны помнить, что обряд, который есть форма, свят, он освящен, поэтому он, безусловно, причастен к содержанию. И все молитвы, все формы обрядовые, все чины богослужебные несут в себе благодатную силу.

После чина запрещения идет четвертая молитва, обращенная к Богу. Священник поворачивается лицом к алтарю и говорит:

«Сый, Владыко Господи, сотворивый человека по образу Твоему и по подобию, и давый ему власть жизни вечныя, таже... и создание Твое сие избавль от работы вражия, приими в Царство Твое пренебесное, отверзи его очи мысленныя во еже озаряти в нем просвещению Евангелия Твоего, сопрязи животу его ангела светла, избавляюща его от всякаго навета сопротиволежащаго, от сретения лукаваго, от демона полуденнаго, и от мечтаний лукавых».

Здесь имеются очень важные для нас слова: «Отверзи его очи мысленныя во еже озаряти в нем просвещению Евангелия Твоего». Эти слова могли бы быть основанием для того, чтобы запретить читать Евангелие до святого крещения. С другой стороны они отчасти разрешают это делать, потому что чин оглашения проводился в древности до крещения, поэтому эти слова как бы готовят к тому, чтобы дойти до Евангелия.

После этой молитвы священник дует на уста оглашенного, на чело его и на перси, глаголя:

«Изжени из него всякаго лукаваго и нечистаго духа, сокрытаго и гнездящагося в сердце его».

И потом распространяет эти слова, говоря:

«Духа прелести, духа лукавства, духа идолослужения и всякого лихоимства, духа лжи и всякия нечистоты, действуемыя по научению диаволю: и сотвори его овча словесное святаго стада Христа Твоего, уд честен Церкве Твоея, сына и наследника Царствия Твоего, да по заповедем Твоим жительствовав, и сохранив печать нерушимую, и соблюд ризу нескверную получит блаженства Святых во Царствии Твоем, благодатию и щедротами и человеколюбием Единороднаго Сына Твоего, с Ним же благословен еси со Пресвятым и Благим, и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

И после этого наступает чрезвычайно важный для нас момент, когда оглашенный должен произнести крещальные обеты. Сейчас мы не можем поставить кафедру, посадить на нее епископа и в сонме клириков выслушать каждого оглашенного, и опросить свидетелей о его доброй жизни или о его недостатках. Но мы можем сделать другое, мы можем исповедать того, кто приходит креститься. Это не значит, что мы должны совершить Таинство покаяния над ним, потому что никакое таинство не может быть совершено над некрещеным, но исповедь есть только часть таинства покаяния, исповедь собственно означает откровение сердца человеческого, когда человек говорит о всем том, что сокрыто в глубинах его сердца. И вот такую исповедь оглашенного священник обязательно должен принять и должен настаивать на ней. Хотя бы уже потому, что это есть самое сильное, самое радикальное средство к тому, чтобы человека приготовить. Очень часто, когда к нам приходят желающие креститься, и мы начинаем их уговаривать жить по- христиански после крещения, ходить в церковь, причащаться часто Святых Христовых Тайн, читать Евангелие, они кивают головой или молча, или с ухмылкой, и мы очень часто не чувствуем никакого ответа. Они выслушивают то, что мы говорим, но очевидно, что они не проникаются нашими словами, они просто хотят креститься, чтобы быть крещеными, и уйти. И объяснить им величие этой тайны мы никак не умеем. И вот тогда очень уместно священнику сказать: «Расскажи, какие у тебя грехи на совести». И очень часто желающий креститься не хочет рассказывать. Это как раз выдает несерьезное его отношение. Но ему можно объяснить, что это необходимо, потому что ты пришел начать новую жизнь и для старой своей жизни ты должен умереть. Сегодня совершается над тобой тайна смерти для прежней жизни и рождение в жизнь новую, воскресение в новую жизнь. Поэтому нужно тебе понять, какой должна быть эта жизнь, нужно почувствовать различие между жизнью прежней и жизнью новой. Необходимо, чтобы ты сказал, как ты жил до сих пор, а я тебе скажу, как тебе жить дальше, и что из прежней жизни может у тебя остаться, а от чего ты должен отречься. Очень часто бывает так, что оглашаемый, только начинающий исповедываться, вдруг совершенно меняется, в глазах его появляются слезы, он с помощью священника, а иногда и сам начинает чувствовать, что жизнь его была ужасна. Он начинает чувствовать себя преступником, если были аборты, был блуд, кощунства, злоба, если в жизни было столько черноты. Как только почувствует он горечь этой жизни, почувствует, что сегодня он может умереть для этого и начать жить заново, то здесь и обретается корень, залог того, что человек может стать христианином в действительности, а не формально. Поэтому такая исповедь необходима. Она является как бы заменой того испытания, о котором писала Сильвия Аквитанская. Конечно, мы не можем сейчас готовить к крещению годами. Хотя попытка такая есть. У нас в Москве в общине о. Георгия Кочеткова в Сретенском монастыре чин оглашения совершается примерно так, как это делали первые христиане. Нужно сказать, что эта попытка имеет в себе очень много интересного. О. Георгий очень глубоко вник в то, как святое крещение совершалось в древности. И результаты тоже очень часто бывают замечательные. Те, кто проходит такой искус (1 год), как правило, остаются в Церкви. Но дело в том, что далеко не все сегодняшние люди согласятся на годовое испытание. Это могут быть совсем молодые люди, более или менее свободные, еще в своей жизни не устроившиеся, не обремененные. А остальные, имеющие семьи, просто физически не могут пройти такую школу. И поэтому эти формы не всегда пригодны. Мы должны довести до сердца ищущего крещения основные истины христианского учения, должны огласить его Евангельским словом, должны добиться того, чтобы он захотел умереть для прежней своей греховной жизни и начать новую жизнь. Без этого по-настоящему крестить нельзя.