Юный Штирлиц, его отец и два вождя - Ленин и Дзержинский пошли по мраморной лестнице, на которой дымила солдатня из недавно организаванных комиссий. Видимо, только что они приняли ряд постановлений и теперь устроили перекур.
- Ну, Феликс, что новенького?
- Да ходоки опять приходили, - пожаловался первый чекист.
- Расстреляли?
- Ну. А что еще с ними прикажете делать, Владимир Ильич? Припрутся и начинают задавать свои вопросики: а можно ли себе зерно брать? А правда ли, что теперь они пахать могут? Кулаки чертовы! Все только себе, скоты, - озлобленно заметил Феликс Эдмундович. - Тут ради них через ссылки проходишь, жизни свои кладешь на благо революции, а они...
- Ну, - поддержал его Ильич. - И шпионы среди них запросто могут оказаться. Революционная бдительность прежде всего! А это что за товагищи? Не ходоки ли?
- Да нет, это Исаев, чекист, сына привел - Ленина показать.
- А-а... - ответствовал Ильич, благожелательно глядя на Исаева-младшего и расправляя свои могучие плечи. - Ну, пусть посмотрит...
Через полчаса они сидели в рабочем кабинете Ленина и за разговорами о Мировой революции пили самогонку. Максим каждый раз пил до дна, по малости лет захмелел, конечно, но зато привлек своей старательностью внимание Ленина.
- Максимка с немцами хорошо сработается, - заметил Ильич. Знаете ли, такая немецкая аккуратность. И лицо у него чисто арийское...
Слова Ильича оказались пророческими. Через несколько лет чекист Максим Максимович был послан в Германию, чтобы выполнить там ряд важных заданий. И слова Ленина 'истиный ариец' стали крылатыми, перекочевали потом неизведанными путями в Германию.
ГЛАВА 23
ТАНКИ НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
На первой линии ГУМа в очереди за кроссовками стояла толпа народа. Очередь гудела как лесной улей. Время от времени из нее вылетали рассерженные пчелы, которых отфутболивали от прилавка.
Кроссовки были дешевыми, поэтому многие закупали их целыми упаковками, чтобы потом перепродать втридорога. Профессор Шлейшнер не собирался ничего перепродавать, он давно уже мечтал о хороших кроссовках, поскольку в сапогах у него сразу же натирались мозоли. С другой стороны, кроссовки были просто необходимы профессору для занятия физкультурой.
Вообще-то профессору Плейшнеру не везло с магазинами в России. Постоянно он попадал в какие-то истории. Однажды, покупая докторскую колбасу, от которой однажды умер один доктор, он задумался и оставил продавщице червонец 'на чай'. Очередь старушек стала возмущаться: 'Тут с голоду дохнешь, а он чирик на чай оставляет! Буржуй, в кожанке ходит!'
- Бабоньки, дык, на него уже ничего не купишь! - пытался оправдаться профессор, но его все равно не полюбили и стали плевать на плешивую голову.
На этот раз профессор решил вообще не открывать рта и держаться сторонкой. Он не замечал, что позади пристроился агент ГКЧБ Джанго Мустафаев, который держал его на мушке своего пистолета.
Тут в ГУМе раздался взрыв, после которого только один из прохожих отделался легким испугом.
Фонтан в центре второй линии разлетелся в дребезги, испуганные толпы побежали на улицу, а в магазин уже вваливались две сотни вооруженных до зубов иракских террористов.
Началась пальба, посетители обезумели, стали кидаться из стороны в сторону, даже очередь за кроссовками рассосалась. Джанго Мустафаев решил воспользоваться случаем и 'взять' профессора Плейшнера.
- Стой, где стоишь и не оборачивайся! - приказал он злодейским голосом.
Струхнув, профессор положил руки на затылок.
- А ну говори секретные счета в Швейцарском банке!
- Позвольте! - возмутился профессор, оборачиваясь. Тут он обнаружил, что Мустафаев норовит дать ему рукояткой пистолета прямо по зубам. Профессор что есть силы возопил: 'На помощь!'
Иракские террористы, заметив среди посетителей ГУМа человека с пистолетом, начали перестрелку. Бросив Плейшнера на пол, Мустафаев ответил тем же.
Наконец один из террористов кинул в него гранату, от разрыва которой Джанго выронил пистолет и отлетел к стене. Подбежавшие арабы заплевали ему все лицо. Долго били дубинкой по голове. Достали пистолеты и выставили в него по обойме. Что можно сказать еще, чтобы отчетливо представилось, насколько нехороший Мустафаев не понравился этим нехорошим арабам?
Между тем, профессор уже отполз на порядочное расстояние и в душе уже праздновал свое освобождение. Не тут-то было! Арабы схватили его за шиворот и отволокли к группе заложников, которые не успели убежать из ГУМа. Их было человек пятьдесят. Заложников согнали в кучу и теперь держали под прицелом скорострельных автоматов. Потирая на голове плешь, профессор Плейшнер задумчиво сидел среди них.
Через час к ГУМу были подведены правительственные войска и вскоре ожидалось прибытие сил быстрого реагирования в лице спецбригады 'Илья Муромец'. А профессору Плейшнеру стало совсем уже невтерпеж. Громко ругаясь, он стал требовать, чтобы ему разрешили сделать звонок своему адвокату.
- Я имею право на один звонок! - скандалил профессор Плейшнер. - Я живу в свободной стране! Я требую!
Арабы что-то бормотали по-арабски, испуганно глядя на этого настырного человека. Наконец один в самой разноцветной чалме, приблизился к профессору и утомленно сказал:
- Делай свой звонок. Ты нас просто достал.
Профессор, как кролик, бросился к телефонам.
- Алло! Это ШРУ? Извините...
Он кинул еще одну монетку.
- Алло, ШРУ? Извините, я не туда попал. Чертова АТС! Постоянно не туда попадаю!
На старости лет у профессора было плоховато с памятью и он постоянно ошибался в шестой цифре. Наконец в трубке послышался знакомый голос:
- Частное Агенство ШРУ к вашим услугам!
- Это я - профессор Плейшнер! - прокричал профессор в трубку. Я нахожусь в здании ГУМа, меня захватили как заложника. Спасите меня!
- Алло, Маша! Я недавно попробовала 'Uncle Bens' - это просто великолепно! - вмешался в разговор женский голос с другой линии.
- Барышня! Немедленно повесьте трубку! - запротестовал профессор Плейшнер. - Я разговариваю!
- Я тоже, - возразил абонент.
- Я в ГУМе! Это вопрос жизни и смерти! Ради всего святого, немедленно повесьте трубку! - взмолился профессор.
- Алло, Маша! Тут какой-то полоумный звонит из ГУМа! Встретимся у фонтана! Там дают что-то фантастическое!
Профессор услышал короткие гудки и повесил трубку. Два потерявших терпение террориста оттащили его от телефона и, ударив по голове, бросили к другим заложникам.
По Красной площади громыхали тяжелые танки. Напротив ГУМа танки разворачивались и посылали снаряды по верхнему этажу. Стены в некоторых местах были пробиты навылет, из разбитых окон шел густой, черный дым. Очевидно, горели японские многоканальные телевизоры.
- 'Пестик'! 'Пестик'! Прием, как слышите?
- А кто это?
- Это я, твой 'Козлик', - бормотал в трубку связист. - Третий этаж горит, как слышите, прием?
- Продолжайте, - ответили в трубке.
По Красной площади снова загромыхали танки, выбрасывая в пространство запахи отработанной солярки.
Народ, столпившийся по периметру Красной площади, с любопытством смотрел на разворачивающееся сражение. Среди толпы сновали вездесущие фотографы, предлагая сфотографироваться на память на фоне горящего ГУМа. Несколько преуспевающих телевизионных компаний транслировали обстрел ГУМа для своих
