— Почему именно бородача, а не Бодяги?
— Из показаний Кириллова видно, что Бодяга в тот вечер был в кожаной куртке…
— Да, да, я совсем забыл, — махнул рукой Крутиков.
— Значит, — продолжал Брагин, — наш бородач не так уж таинствен. У нас есть его словесный портрет, пусть скуповатый. Зато теперь можем добавить к нему еще и одежду из синтетической ткани. Кстати, ткани серого цвета — экспертиза определила и это. Ну и, наконец, возможные следы от ножа на одежде… Не так уж плохо для оперативника, а?
Поразмыслив немного, следователь добавил:
— Бородач, надо полагать, чувствует себя в меньшей опасности, чем Бодяга. И он должен, обязательно должен чем-то выдать себя.
— Ты все-таки думаешь, этот субъект из местных?
— Я уверен в этом, — ответил Брагин. — Неспроста же Бодяга нашел пристанище именно в нашем городе. А это удачное бегство с места происшествия? Несомненно, бородач хорошо знает город…
— Этот бородач… — с досадой произнес Крутиков. — Он уже по ночам мне снится. И что за мода пошла на бороды! Куда ни глянь — одни бородачи. Но и это еще полбеды. Беда в другом: бородач наш, в конце концов, может оказаться вовсе и не бородачом…
— Может случиться и так, — согласился следователь. — Но это не меняет дела. Мы обязаны найти его, кем бы он ни был…
С минуту оба сидели молча.
— А тебе, Андрюша, не кажется, — первым нарушил молчание Крутиков, — что нам не мешало бы хорошенько проветриться? — Он встал и подошел к окну. — Вечер-то какой сегодня! Постой, как это говорят старики… Если вечер красный, будет утро ясным. Так, что ли? Завтра как раз выходной. Не махнуть ли нам на Тихую? Говорят, подлещик поигрывает…
— На Тихую, так на Тихую, — вздохнул Брагин.
Туман, неподвижно висевший над сонными берегами, постепенно рассеялся: на чистой глади реки заалел тонкий румянец — отблеск ранней зари. В прибрежных кустах защебетали, запорхали птицы. Откуда-то с лугов, лежащих за рекою, донеслось ржанье лошадей, слышались голоса табунщиков.
Брагин сложил в кучу сухие ветки, сучья, чиркнул спичкой и, сидя на корточках, стал ждать, пока пламя наберет сил, прорвется сквозь дымовую завесу, начнет стрелять искрами.
Наблюдая за яркой, быстро нарастающей пляской огня, он вдруг почувствовал, что не один: кто-то чужой находится поблизости и наблюдает за ним. Он искоса взглянул вправо, влево, чуть привстал и обернулся назад. Точно, в листве раскинувшегося позади кустарника заметил чье-то смутное, прикрытое козырьком фуражки лицо. Что было нужно этому человеку, следователь не знал, но две темные щели под козырьком были направлены прямо на него — это он ощущал явственно.
Брагин повернул голову и выпрямился. Сердце билось в какой-то неясной тревоге. Казалось, еще миг и за спиной у него грянет выстрел. А там…
Взяв себя в руки, он сжал кулаки, резко повернулся назад и с удивлением увидел: в кустарнике уже никого нет. Листья словно застыли. Ни звука, ни шороха.
«Что за чертовщина!» — стоял в недоумении следователь. Ему хотелось окликнуть неизвестного, полазить по этому таинственному кустарнику, но что бы он мог предпринять или хотя сказать в свое оправдание, если бы даже там оказался этот человек, по существу лишь смотревший на него и не причинивший ему никакого вреда…
Он еще долго сидел у костра, потом, поставив греться котелок с водой, спустился к песчаной косе, где находился Крутиков.
— Ты что такой сумрачный? — спросил тот, как-то странно посмотрев на следователя.
— Да вот, тип один лазил… там, в кустарнике… — неохотно ответил Брагин.
— Лазил? Ну и что?
— Не понравилось мне это…
— Пьяный, что ли?
Брагин лишь пожал плечами.
— Ладно… Скажи лучше, как твои рыбацкие дела?
— Дела швах, — уныло произнес Крутиков, подергивая лесу. — Кружатся возле поплавка, как дети вокруг елочки, а насадки словно не видят. Хитрая пошла рыбешка. Ученая, как говорят рыбаки…
— Я поставил воду… на всякий случай, — сказал Брагин и, взяв удочку, устроился рядом.
Несколько минут они сидели молча.
С середины реки доносилось тихое, вкрадчивое шуршание. Это вода, огибая с двух сторон маленький зеленый островок, омывала его тенистые берега, играла с листвой низко склонившихся ив. Поднявшееся над горизонтом солнце уже золотило поверхность реки.
— И до чего же хорошо здесь, посмотри только! — не сдержался Брагин. — Честное слово, поставил бы вот на этом месте хижину и пожил месяца два неотлучно, как отшельник.
— Ишь чего захотел, — тихонько засмеялся Крутиков. — А кто же будет идти по следу бородача? Нияз Ахметович? Пожалел бы старика…
— Старик… — с укором взглянул на него Брагин. — Этот старик, если хочешь, двоих таких, как мы, за пояс заткнет!
— Говорят, суховат очень… Это правда?
— Шигапов? — вскинул брови следователь. — Ну, знаешь… Только тот, кто не работал с ним, может утверждать такое. Шигапов — большой души человек! — Он подумал о чем-то и, улыбнувшись, продолжал: — Не стану таить греха, в первое время я и сам относился к Ниязу Ахметовичу так, как иногда привыкли относиться мы, подчиненные, к своему руководителю, упрекал его в душе за излишнюю придирчивость, педантичность. Однако вскоре понял, под этой педантичностью скрывалось другое.
— Что именно?
— Требовательность. Требовательность к себе и к людям. Да, это так… — Брагин словно бы спохватился: — Слушай, а ты видел его на торжественном собрании, посвященном Дню Победы? Каков хват, а? Вся грудь в орденах и медалях — солнце и то блекнет!
— А где он воевал?
— На северном флоте. Есть у Нияза Ахметовича и своя история. Сторожевой корабль, на котором он плавал штурманом, был торпедирован немецкой подводной лодкой. Шигапов, озябший, изможденный, более двух суток блуждал по морю на куске льдины, пока его полумертвого не подобрали английские матросы.
— Откуда ты узнал все это? — интерес Крутикова к прокурору, казалось, начинал приобретать какой- то живой смысл.
— Откуда? Во всяком случае не от самого Шигапова…
— Познакомить бы его с моим отцом, — задумался Крутиков. — Не наговорились бы, наверное. Старик тоже много воевал и любит вдаваться в воспоминания…
— Твой седой полковник… Он еще продолжает работать?
— Нет, ушел на пенсию. Хватит, сорок лет отдал службе в милиции. Сейчас пишет мемуары о ликвидации банд в лесах Брянщины. Я уж думаю, не решил ли на старости лет оседлать Пегаса?
— Вполне возможно. А ты, стало быть, продолжаешь его традиции?
— Да что там традиции. Если бы Петька Хворонов, что жил у нас во дворе, лупил бы тебя так же, как и меня, и ты бы без раздумий подался в милицию. — В глазах капитана играла лукавая смешинка.
— А над кем измывается сейчас этот Петька Хворонов?
— Кандидат технических наук. Отец четверых детей. Ну как поднимешь против такого меч возмездия?
Приятели рассмеялись.
— Тс-с, — вдруг насторожился следователь, — кажется, клюет!
Он медленно привстал, изогнулся и дернул за удилище. Затрепетавший было на крючке подлещик, дойдя до поверхности воды, блеснул чешуей и скрылся в зеленой глубине.
— Сорвался! — с досадой хлопнул себя по колену Брагин. — Плакала теперь наша уха.
