рану.
В это время очнулась Марианна, но, увидав окровавленные мужские тела, опять грохнулась в обморок.
Когда ребята завершили перевязку и привели себя в приличный вид, они аккуратно развязали девушку и перенесли ее на диван, забыв, что рядом лежит тело ее матери.
Мариша Гагина снова пришла в себя, но, осмотревшись, опять отключилась.
Тогда они вызвали «Скорую помощь» и расширенную оперативную бригаду. Здесь будут нужны и следователи, и сыщики, и патологоанатомы, и криминалисты.
Когда Максим Квасов пошел заранее открыть ворота, то приехала зеленая «Хонда» из издательства «Новая искра».
Лейтенант решил, что может пустить этих журналистов. Других бы не пустил, а тут друзья Вадима Дунаева, который спас ему жизнь.
Более того, Макс понимал, что именно Дунаевы и Лифановы раскрутили это дело, найдя настоящих преступников.
Фотограф Василий Киселев обрадовался, что взял и маленькую видеокамеру. Тут было что снимать!
Первым делом Лера скопировала запись с диктофона Дунаева. Потом успели сделать много снимков и записать на видео интервью Максима и Вадима.
А вот запись Марианны Гагиной не получилась. Она рыдала и каялась. Но среди слез проскакивали дельные слова: «Да, я сдала в „Сезам“ перстень. Я думала, что это страз, а мама принесла с работы настоящий камень. Рубин из какой-то диадемы»…
Через полчаса приехала «Скорая». Понимая ситуацию, они не трогали трупы, а лишь сделали укол Марише Гагиной и провели профессиональную перевязку Дунаеву и лейтенанту Квасову.
В последний момент Валерия Лифанова придумала обложку для нового журнала. Она надела перстень, включила бра и поднесла руку к свету. Потом она подозвала фотографа.
— Василий, сними крупным планом. Ты посмотри, какие блики! А цвет? Это же сок темной вишни…
Киселев успел сделать десять снимков во всех ракурсах.
И тут за воротами загудело, заквакало и замигало синими бликами.
Это приехали криминалисты, следователи и оперативники, которые первым делом выгнали журналистов.
Еще через полчаса приехал майор Матвиенко с дежурной бригадой.
А в два часа ночи появился сам полковник Федор Серов. С ним приехали понятые и после этого работа закипела.
К восьми утра вызвали Директора Музея истории России и группу экспертов по части картин, старинных миниатюр, изделий Карла Фаберже и всякого такого прочего. Оказалось, что в подвале коттеджа есть филиал «Золотой кладовой», хранителем которой была покойная Эльвира Гагина…
«Сейчас не то время». Эту фразу очень любил повторять полковник Федор Серов. Говорил он ее в самых разных ситуациях, и смысл ее каждый раз менялся.
Если, например, следователь проявлял мягкость и не получал признательных показаний, то полковник журил его: «Мы должны действовать наступательно и добиваться своей цели. Сейчас не то время».
Но когда сотрудник при допросе проявлял жесткость или физическую силу, то Серов говорил: «Мы должны уважать людей и действовать в рамках закона. Сейчас не то время».
Совещание по итогам событий в коттедже Гагиной проводили сразу по горячим следам. Ночью никто не спал, и все, включая Федора Серова, вяло слонялись с красными глазами.
Ровно в четырнадцать часов группа офицеров расположилась в кабинете полковника, и Федор Матвеевич начал разбор полетов.
— Я бы мог собрать вас и завтра. Но есть дело, которое нельзя откладывать. Мы бы с вами спать пошли, но на нарах спится плохо.
Серов выдержал паузу, чувствуя, что почти никто не понял его мысль. Чрез минуту он кивнул капитану, который сидел у двери.
— Смирнов, приведите господина Шатилова.
Капитан знал свой маневр. Он быстро выбежал в коридор и почти сразу вернулся с пожилым антикваром. Он провел его к директорскому столу, перед которым стоял улыбающийся полковник Смирнов.
— Дорогой наш Яков Романович. Мы все хотим извиниться перед вами. Вы свободны! Наши сотрудники, рискуя жизнью, нашли настоящих преступников.
— Спасибо вам! Я всегда верил, что есть справедливость.
— Именно так, Яков Романович. Виновные в вашем незаконном аресте, включая майора Матвиенко, будут наказаны.
— Не надо никого наказывать, товарищ полковник.
— Нет, надо! Сейчас не то время. Мы должны к людям относиться, как к людям, а не хватать по каждому подозрению. Кстати, ваш зять, Яков Романович, очень нам помог. Извините нас, дорогой, и поезжайте домой.
— Да, конечно.
— Смирнов! Проводи антиквара и отвези его туда, куда он скажет.
Когда Шатилов ушел, полковник немного приободрился. В нем проснулась гордость.
— Ведь можем мы работать, если захотим! И особенно Квасов молодец. Действовал решительно и энергично. Даже раненый не покинул поле боя.
Максим встал, ожидая, что полковник представит его к ордену. Он даже приготовился крикнуть «Служу России»!
Но Серов свел все к общим фразам.
— Мы подумаем, лейтенант, как вас поощрить. Или повышение в должности, или даже медаль. Но я считаю, что лучше всего премия в размере оклада. Сейчас не то время. Сейчас деньги важнее всего! Ты согласен, лейтенант?
— Я на все согласен.
— Молодец! А вот майору Матвиенко я объявлю устное замечание. Но не сегодня, а потом. А сейчас все по домам и спать! Завтра будем музей ворошить. Там у Гагиной могли быть сообщники…
Когда все разошлись, полковник проверил, что двойная дверь его кабинета закрыта плотно.
Он достал из сейфа чистый мобильник, подошел к окну и, нажимая кнопки, набрал номер.
— Привет, Михалыч! Все чисто! Ты, как в рубашке родился.
— Меньше эмоций, полковник. Давай подробности.
— Значит так. В известном тебе коттедже три трупа — Эльвира и оба твоих парня. Девчонка о тебе ничего не знает. При обыске никаких ссылок на тебя нет.
— А как товар?
— Вот тут, Михалыч, очень плохо. Мы все конфисковали, включая вишневый рубин. А что я мог сделать? Слишком много народа вокруг.
— Это понятно, полковник. Но, баба с воза — кобыле легче! На дом в Лондоне у меня доверенность. Я успею продать. И все счета Эльвиры под моим контролем.
— Под нашим контролем, Михалыч! Все, как в комсомольской песне: «Тебе половина и мне половина»…
