В одиннадцать вечера было уже темно. Харченко оставил свою синюю «Ниву» в переулке, и сто метров они прошли пешком. Влюбленная Катя Лопахина точно описала Ефиму дорогу.
Прохожих в этом месте вообще не было. И перелезть через забор детского сада было пустяковой задачей. Нилов легко перемахнул преграду, а вот Харченко задержался и даже порвал куртку.
Потом в углу, где детские грибочки, они обнаружили дыру в заборе — проход на территорию больницы Стеклова.
Теперь оставалось осторожно добраться до хирургического корпуса и найти нужную дверь. Счастливая Катя Лопахина должна была открыть черный ход заранее.
Когда до двери оставалось двадцать метров, Паша Харченко притормозил и затаился. Влюбленная Катя могла встречать своего «жениха», а в этом деле нужна конспирация. Их не должны видеть вместе.
Ефим один пошел вперед. По их плану Харченко должен был сидеть в кустах двадцать минут. Надо подождать, пока Нилов встретит свою «невесту», пока он обнимет ее, пока поцелует. И когда Катя забудет обо всем на свете, то можно начинать действовать…
Поднимаясь на третий этаж, Нилов вспоминал последние сутки. Екатерина, конечно, была не только хороша, но и слишком активна. Должно быть, она к двадцати семи годам изголодалась по мужской ласке и пыталась получить все и сразу.
Такая ненасытность в первые часы их общения нравилась Ефиму. Но потом он утомился! Любовь — хорошее дело, но всему же есть граница…
Подходя к кабинету медсестер, усталый Нилов с удовольствием вспомнил, что идет на последнее свидание с Екатериной. Если протянуть время и начать встречу с легких поцелуев и чашечки кофе, то можно ничего не успеть.
А через двадцать минут Харченко разнесет в щепки палату номер восемь! И тут уже будет не до любви.
Но Ефим просчитался! Счастливая медсестра набросилась на него с порога. Он что-то мямлил про чашечку кофе, но Катя и слушать ничего не хотела. Она тащила его к кушетке. И парень сдался. Мужская гордость заставила его подчиниться.
Пусть без охоты, пусть через силу, но он начал исполнять свой долг!
В последний час медсестра Лопахина ждала любимого. Она была, вроде глухаря на токовище. Девушка ничего не слышала и думала только об одном моменте.
Конечно, она не заметила, как элитный больной Кочергин покинул палату номер восемь и перешел в кабинет главного врача.
И тем более об этом не мог знать Павел Харченко, который поднимался на третий этаж, сжимая в руке осколочную гранату РГД-5.
По коридору он шел, точно зная, где комната дежурной медсестры, а где палата номер восемь.
Открыв дверь этого одноместного люкса, Паша не стал даже зажигать верхний свет. При тусклой лампочке ночника была видна шикарная мебель, деревянная кровать в дальнем углу и что-то лежащее на ней.
Харченко взялся за кольцо, вырвал чеку, наклонился и резким броском покатил гранату по полу…
У него было всего четыре секунды! За это время Павел успел добежать до лестничного пролета и начать спускаться.
Он не знал, что граната закатилась точно под пустую кровать, которую при взрыве приподняло и отбросило в центр комнаты.
Взрывная волна застряла в коридорах третьего этажа, а Харченко был уже внизу. За секунды он пролетел все ступени и повороты. Паша заранее оставил открытой дверь черного хода. Выбежав на улицу, он рванулся к забору, ведущему в детский сад. Там в кустах он будет ждать Нилова…
Ни Ефим, ни Катюша не успели попасть на вершину блаженства. После взрыва им стало не до любви.
Наскоро одевшись, Нилов с Лопахиной выбежали в коридор, где висел туман из пыли, копоти и дыма. С трудом можно было различить, что дверная коробка палаты номер восемь вырвана из стены и валяется посреди прохода.
Нилов взял Катю за руку и потащил к лестнице.
— Милая, мне надо бежать.
— Почему?
— Сейчас полиция приедет. Они скажут, что это теракт и свалят все на меня. Сначала меня посадят, а потом и тебя.
— Как это?
— А вот так, Катя! Это ты знаешь, что я не виноват. А они нарисуют отличную версию. Ты меня привела, а я взорвал.
— И что нам делать?
— Бежим вниз! Я уйду через черный ход, а ты закроешь дверь и опять наверх. Но обо мне ни слова! Я сам тебя найду…
Через три минуты Ефим Нилов сидел в синей «Ниве», которую Харченко медленно вел по спящим переулкам.
В ночной тишине был слышен вой полицейской сирены. Но это было уже далеко…
Не надо быть гением, чтоб понять, кого хотели взорвать в палате номер восемь. Танкист Кочергин сразу поставил все точки на свои места.
Он решил не встречаться с полицией. Во всех газетах пишут о связях силовиков с криминалом. И кто пытался его убить, это еще бабушка надвое сказала.
Василий Ильич сразу после взрыва позвонил Дунаеву. А поскольку кабинет главного врача находился вдалеке от восьмой палаты, Вадим смог пробраться туда и вывезти Кочергина из больницы.
Конечно, пришлось давать взятки врачу и охране, но те, кто берут, обычно об этом молчат.
Не сразу следователи поняли, что в хирургическом отделении пропал охранник Кочергин, пострадавший по делу об ограблении салона «Сезам». Именно тот человек, которого накануне переселили во взорванную палату.
Была даже версия, что взрывной волной больного выбросило из окна. Оперативники побежали вниз, но на газоне следов тела не обнаружили…
Вадим Дунаев повез Кочергина не к себе, а вызвал Мишу Лифанова, который поехал вместе с танкистом на свою дачу.
Все это происходило около двух часов ночи.
Когда они добрались до щитового домика, то им хватило сил только для того, чтоб доползти до диванов.
Засыпая, Лифанов успел сказать стандартную фразу: «Утро вечера мудренее»…
Харченко тоже не спалось. Он с удивлением понял, что не так страшно бить человека подсвечником. Нож, кастет, топор и канделябр — это вещи привычные. А вот бросать гранату под кровать неприятно. Вроде ты не просто убил, а совершил какую-то подлость…
Паша Харченко очень переживал. Он и сам не спал, и Ефиму не давал.
