скалой и скоро ли придет к нему на помощь, но логические построения рассыпались в прах под натиском эмоций. Да и как тут – в каменном мешке – определишь, жив ли, цел и здоров ли проводник? Ведь он плыл впереди, а расстояние – только с локатором и измеришь. За неимением локатора пришлось согласиться с тем, что вероятность принятия Муратом мер по спасению земляка вряд ли больше пятидесяти процентов. В любом случае – катер на якоре, экскурсантов должны хватиться и начать поиски. Соответственно, задача Селина продержаться несколько часов, по максимуму – два-три дня, а там его непременно обнаружат и вытащат из пещерного плена. Тут узника каменных нор протрезвило.
Запас кислорода у него ведь не на два-три дня! Минут на сорок осталось. А дальше…
Сейчас гадать, что произошло: обвал, землетрясение, коими славится Турция, или еще какая холера, просто нельзя. То, что случилось – завалило выход из грота, и теперь главное – выживание. Надо возвращаться в пещеру ненастоящих 'самоцветов'. Там воздуха полно, и даже выбоина в скале виднелась… В полметра шириной; если поднапрячься, можно попробовать туда забраться и полежать, отдохнуть.
Живот свело острой судорогой.
Господи, только бы его не замуровало с двух сторон! Тогда и трепыхаться незачем.
Слава всевышнему, опасения не сбылись. Повернув назад и проплыв по каменной кишке метров десять, Селин обратил внимание на то, что тьма вокруг истончилась, вода приобрела зеленоватый оттенок. С плеч словно свалилась гора величиной с Монблан. На спине еще лежал не один десяток разного размера холмов и гор, однако… полегчало. В душе зажегся огонек надежды. Не костер, не яркое пламя, а лишь крохотная искра, но она стала тем допингом, который придал Никите сил.
Еще пара дюжин мощных гребков, и мрак разделился на комочки и растекся по стенам пещеры, уступив место на троне молочному братцу – сумраку. И на душе потеплело.
Неожиданно справа зыркнула щербатой улыбкой умеренно широкая – в человеческий рост диаметром – дыра в тусклом каменном монолите. Из отверстия в пещеру проникал рассеянный, изумрудного оттенка, свет. Искра надежды превратилась в небольшой костерок. Но даже не проникающий в пещеру свет – свидетельство того, что солнечные лучи имеют доступ в проклятый каменный мешок, воодушевил Никиту. Для них, в отличие от человека, сгодились бы и чрезвычайно узкие, извилистые щели. А ведь раньше, когда они с Муратом направлялись на экскурсию в зал звездных 'самоцветов', этого отверстия Селин не видел. А мимо него никак не проплывешь.
Соответственно, отверстия НЕ БЫЛО!!!
То ли обвал-землетрясение, закупоривший плитой пещеру, обнажил еще один ранее существовавший грот, то ли разрушил скальные породы и создал спасительный выход. Что именно – не предугадал бы и завзятый Нострадамус, но свет мог означать спасение. Не со стопроцентной вероятностью, конечно. Вдруг отверстие – всего лишь дополнительный каменный мешок, заполненный под завязку водой? Однако сейчас Никита был готов хвататься зубами за соломинку.
Дыра в каменной стене на поверку оказалась ответвлением, уходившим все дальше вверх. По мере продвижения по обнаруженному гроту становилось светлее, и внезапно Селин кусочком мыла из рук неловкого банщика выскочил из воды. Пусть не под полуденный солнечный взгляд, но в воздушную среду. Выскочил не полностью, конечно, однако до пояса – точно.
Резко сдвинул маску, выдернул загубник и жадно вдохнул.
Воздух!
От возбуждения гаркнул нечленораздельно-ликующее, то ли 'Ура!', то ли 'Харра!'.
Гулкое эхо прокатилось… по пещере.
Селин огляделся и едва не взвыл. Еще один каменный мешок, хотя и больших размеров, чем 'зал самоцветов', провались он пропадом! Впрочем, уже провалился – завалился. Здесь было чуть светлее, или так казалось Никите после метаний в кромешной темноте. Грот размерами напоминал авиационный ангар, а формой – ромб, и в непосредственной близости к одному из углов находился источник освещения. Яркие солнечные блики играли на поверхности дрожащего соленого зеркала.
Неужели!…
Костер надежды вспыхнул с новой силой, словно в него плеснули спирта или бензина. Сердце заколотилось буйно помешанным больным о прочные прутья ребер. Стараясь сохранять остатки даже не спокойствия – его давно развеял шквал острых переживаний, а скорее здравомыслия, Селин подплыл ближе к ослепительно яркому пятну, из которого вырастал золотистый столб света и вгрызался в каменный свод пещеры. Вверху, но не в самой высшей точке, не на потолке, а в районе гипотетического стыка 'потолка' и 'стены' грота, в каменной тверди зияла открытая рана. И сквозь нее свободно, почти не преломляясь, проникали солнечные лучи.
Оказавшись в непосредственной близости от источника света, подводник поневоле сумел взглянуть вверх и возликовал. Несмотря на временное ухудшение зрения. Иначе и быть не могло – попробуйте из темного подвала выскочить на солнце. Но резь в глазах Никиту не волновала. Пройдет. Не повод впадать в отчаяние. Тем более что до того, как боль заставила опустить веки, он успел увидеть… небо! И кусочек белоснежного покрывала облака.
Из каменного плена можно выбраться! Дыра, расселина, отверстие, назовите, как желаете, вела к свободе! И жизни!
Поморгав и восстановив зрение, Селин примерился к неровному овалу, где начиналась расселина, а затем еще раз аккуратно взглянул на небо. Кусочек облака уже исчез, оставив на виду лишь девственно голубое полотно, но Никиту данное обстоятельство не огорчило. Расстроило другое – расселина стремилась к солнцу практически вертикально, и вход в нее располагался на значительной высоте. Два-три человеческих роста. Если глазомер не ошибался, диаметр отверстия позволил бы не слишком упитанному человеку протянуться внутрь расселины и доползти до поверхности; вертикальный туннель едва ли превышал в длину дюжину метров и, вроде бы, нигде не утончался до неприемлемой узости. И Селин бы рванул вверх, к солнцу, пусть расселина и сужалась, продрался бы, оставляя на гранитных зубах кожу, кровь, мясо, кишки. Вылез бы, но…
Как добраться до входа в спасительный туннель, если до него не дотянуться, не допрыгнуть. Никита – не паук и не муха, чтобы путешествовать по вертикальным стенам. И даже не скалолаз, чтобы по ним карабкаться. Эх, сюда бы лестницу или на худой конец веревку с 'кошкой'.
Руки занемели. Неожиданно Селин понял, что изрядно устал сучить конечностями в вязкой водной среде. Захотелось прилечь, восстановить силы. Когда он осматривался, едва вынырнув из 'боковой кишки', то заметил… нечто пригодное для отдыха.
Ага, вот оно!
Самый дальний, с геометрической точки зрения – острый, угол водяного ромба заканчивался отмелью. Языки низкорослых волн лениво облизывали настоящий клочок суши, оставляя на ровной, слегка присыпанной песком каменной поверхности ровные влажные следы. Отмель напоминала то ли горный карниз, то ли узкие мостки, которые сельчанки применяют для стирки и полоскания белья. Вырастая из какой-то мрачной выбоины в пещерной стене, карниз поднимался вверх, а затем преломлялся и с небольшим уклоном сползал в море.
Селин же из воды, напротив, выполз, судорожно бултыхая ластами, скользящими по обросшей илистой бородой скале, ломая ногти и карябая колени даже сквозь толстую ткань костюма для погружений.
Отдыхать на жестком каменном ложе, на деле, оказалось не таким приятным занятием, как представлялось минутой ранее. Тонкая пленка мелко протертого песка не скрадывала острые грани и выступы карниза, и каждое движение отзывалось болью в ребрах. Баллон с воздушной смесью, вкупе с тяжелым поясом, норовил раздавить, расплющить, однако отказать себе в удовольствии растянуться на почти горизонтальной твердой поверхности Селин не сумел. Несмотря на то, что имел возможность расслабиться и набраться сил в водной среде. Слишком сильно опостылела ему эта среда за последние несколько минут. Поэтому терпел дискомфорт и наслаждался, словно махровый мазохист, покалыванием в ребрах и жжением в коленях. Затем все же скинул с плеч баллон и стянул пояс с грузом.
Отдышавшись и передохнув, Никита поднялся и прошел по маршруту от карниза до выбоины. Частые и громкие шлепки ласт нарушили тишину пещеры.
Смешно! Извольте видеть, почтеннейшая публика, перед вами мутант-переросток, человек-амфибия, царь поземных лягушек!
Лицо сморщилось, изображая подобие саркастической улыбки. Будь он лягушкой-мутантом, ка-ак
