Мы с перепугу упали, где стояли, но Фома вышел не по наши души. Он добежал до лошади, вскочил на нее и помчался во весь опор через лес, в сторону нашей деревни. Мы же рванули следом.
Мельника увидели в Железнице. Брат сказал, что он боится смотреть людям в глаза, ходит по деревне, низко опустив голову.
Следили мы недолго. Фомич дошел до избы священника (а на улице было уже хоть глаз выколи, так темно) и дошел до женской светелки. Там он замешкался у окошка, подбирая что-то с дороги. И тут камень брякнул по стеклу.
Окошко растворилось, и выглянула поповская дочка Глашка. Девка, как ты знаешь, на выданье. Наш же мельник отслонился от стены и уставился ей прямо в глаза. Она замерла, словно околдованная, и, задрав себе юбку до неприличия, стала перекидывать ногу через окно прямо в руки к бесу.
Девка просто глаз от него не отрывала, а он шел спиной назад и манил ее к себе руками, как какую гусыню.
Фома сделает шаг, и она за ним - шаг. Так и дошли до лошади. Наконец мельник схватил Глашку под мышки и закинул на коня. Она же даже слова в ответ не проронила.
Заворожил он ее чем-то! Никак с колдуном дело имеем! Поэтому говорю тебе, что нет твоей вины в грехе, тебе ниспосланном дьявольским отродьем. Ведь Глашка тоже блюла себя, недаром поповская дочка! А мы настолько оторопели от увиденного, что даже после того, как он ускакал, не могли говорить меж собою еще минут пять. Напугал нас нечистый и силы духа на время лишил!
Возвращайся домой. Твой Григорий».
«…..Ольга, я недавно видела Фому у нас в Филимоново. Он постарел за год лет на двадцать. Его не узнать, стал похожим на лесного медведя, и лицо его волосом диким обросло. Я даже дивлюсь тому, как могли наши бабы на такого с тайной надеждой поглядывать. Страшен он, как лесное чудище. А дочке своей, когда вырастет, тайны не рассказывай! Ни к чему хорошему это не приведет. Муж простил тебя грешную, и я рада, что жизнь твоя наладилась».
Вторую часть письма кто-то оторвал, но по почерку Никита догадался, что написано оно Маланьей, так же, как и следующий рваный лист.
«…..Помнишь, Ольга, ты мне писала о том, что муж твой видел Степаниду, соседку вашу, у Фомы на мельнице. Недаром они всей семьей переехали к нам в Филимоново. Муж Иван-то у Степаниды мал ростом да рябоват. Ну, в общем, непригляден. А девчонка родилась у Степаниды на загляденье. Красавица будет писаная. И от Ивана у дочки ни одной общей черты в наружности нет. Вот и думаю я, что Алина - тоже дочка черта этого с мельницы!».
Глава 7
Со вздохом облегчения Никита отложил в сторону переписку двух сестер. До чего темными были люди сто лет назад?! Кругом им мерещились нечистая сила да колдуны! А Фома-мельник, похоже, еще тот ходок! Всех деревенских девок перепортил.
Дневник местного ловеласа вызвал неподдельный интерес. Первые страницы пришлось отложить в сторону: бумага полностью выцвела, а редкие, оставшиеся «в живых» буквы расплылись и потеряли очертания. Внятно дневник читался только с третьей страницы.
«… хотел построить себе избу на отшибе и пошел прямо в лес, куда глаза глядят. Дороги здесь никакой, но вскоре вышел к речке и стал подниматься вверх по течению.
Уже вечерело, и страх закрадывался ко мне в сердце. Вдруг вижу, лес расступился, а там – поляна, и на ней - мельница. В мельнице - небольшое окошко, и в нем свет горит.
Решил заглянуть, кто это живет в такой глухомани, да еще и в мельнице, о которой никто из деревенских ничего не знает. А страх уже сжал сердце, ведь дороги к мельнице не ведут. Подкрался я к окну, а там человек перед ящиком железным стоит и что-то в нем рассматривает.
Тут солнце совсем село, и в комнатке стало темно. Только вижу, яркий луч сверкнул за окном. Вскоре дверь со странным звуком открылась, и вышел кто-то.
Человеком назвать его не могу. Может, водяной или леший, потому что лицо его все ровным черным волосом заросло. Подошел леший к мельничному вороту, открыл шлюз, и вода начала крутить колесо. И заскрипели все механизмы. А леший стал принюхиваться и осматриваться по сторонам. Я же ни жив, ни мертв лежал плашмя под окном.
За домом земля задрожала, и угол мельницы осветился зеленым светом, как если бы за домом разожгли большой ведьмагский костер.
Не помню, верно, со страху я нож из сапога вытащил, а леший уже ко мне идет.
За мельницей что-то засвистело, и я совсем разум потерял. Думал, на шабаш ведьм попал. Тут филин ночной над головой чудища пронесся, и он резко обернулся.
Не выдержало мое сердце таких страхов, и кинулся я к нему с ножом. Боялся, что сердца у него нет, потому и вонзил клинок прямо в горло. Леший рухнул. Вижу, что-то темное потекло между черных пальцев. Заорал я со страху и в лес побежал, но не гнался никто за мною.
А когда добежал до пригорка, то остановился, как громом пораженный. Пригорок весь, как живой, трясся, и верхняя его ровная часть слегка отделилась от земли-матушки. А под ним разливалось небольшое зеленое свечение, как на старых болотах.
Решил я тут же мельницу остановить, потому что, думалось мне, была она причиной всех этих странностей. Стал перекрывать впускной ворот, а он ни в какую. Бился над ним целый час и победил. Встала тут же мельница, и пригорок опустился. Свет погас, и все вокруг успокоилось…..».
«…. Случайно запустил мельницу в обратную сторону, и из пола выскочил дьявольский ящик. Разглядывая его, получил себе рану, мощный свет проник в глаз мой. А после этого все двери закрылись, но мне не доставило труда растворить их настежь».
Похоже, к написанию продолжения дневника Фома возвратился спустя много лет, потому что чернила следующих страниц стали гораздо ярче и читался текст намного легче. Хотя некоторые строчки и даже страницы понять уже не представлялось возможным.
«Что-то колдовское произошло со мной после облучения тем бесовским лучом. Обычная моя человеческая жизнь никак заканчиваться не хочет…».
« …. Деревеньки здесь небольшие, и народ дружный. Друг друга держатся и гордость свою имеют. Живет среди них одна девица по имени Ольга. Хороша так, что спасу нет. При одном ее виде у меня язык западает, и слова молвить не могу.
Муж её - самый сильный мужик на все окрестные деревни, в кулачных боях равного ему нет. Да и по хозяйству сравниться с ним вряд ли кто сможет. Дивчина это на меня совсем не смотрит, а я о ней день и ночь помышляю. Не думал, что такое возможно. Тоска за этот год сгрызла совсем. А на остальных девок даже смотреть не могу. Говорил мне когда-то батька, что такое бывает. Уходить надо отсюда, пока свою и чужую жизнь не загубил».
