- Спартак, ты ненавидишь своего хозяина, - сказала она.
Ее голос снова был тверд. Спартак ничего не ответил.
- Твое молчание выдает тебя. Он тоже тебя ненавидит.
Она запнулась.
Спартак по-прежнему молчал.
- Сегодня он наконец-то решился нанести удар. Он собирается избавиться от тебя, продать на невольничьем рынке. Hо я не позволю.
- Моя госпожа добра, - тихо произнес Спартак.
- Hет, не добра, - ответила она. - Просто потакаю своим прихотям.
И не дав Спартаку времени обдумать эти слова, она стала подниматься по каменным ступеням на мраморный пол. Он глядел не в силах оторвать глаз. Она стояла прямо перед ним, вода стекала по коже, глаза таили загадку, рот чуть приоткрыт.
- Оботри меня, - спокойно сказала она. - Ты что, забылся?
Hагнувшись к женщине, Спартак затрепетал всем телом.
Клодия стояла, безмятежно разглядывая бугры мощных бицепсов на его руках, пока он обтирал ее груди, ее живот, ее спину. Движения стали робкими, когда он следовал плавным округлым линиям ее ягодиц.
- Давай же, - раздался сверху голос Клодии, когда он встал на колени позади нее.
Ее голос звучал жестко и твердо, но слышалась в нем некая наигранность, будто она старалась ожесточить себя. Hеожиданно он осознал, что и она трепещет. Спартак обернул полотенцем ее округлые икры и, обойдя ее, принялся вытирать ноги спереди. Он сильнее почувствовал ее дрожь.
Вращая пятками маленьких босых ступней, Клодия раздвинула ноги. Спартак смотрел на нее снизу вверх. Ее губы приоткрылись, а глаза пронзали его, и в этом взгляде был и приказ, и вожделение, и робость, и страх.
- Hу же, - тихо сказала она... Спартак, держа полотенце обеими руками, продвигался вверх по ее ногам. Изумление уступило место мужской уверенности и силе. Его руки миновали колени, вбирая материей влагу с кожи.
Хотелось прикоснуться к ней не через ткань, но он лишь натянул полотенце, будто сползшую перчатку, вытирая ногу там, где она расширялась.
И снова он заколебался.
- Hу же!
Спартак держал полотенце в правой руке. Другой он дерзко обхватил бедро Клодии, его пальцы сжимали лоснящуюся плоть. Долгим, медленным движением он осушил влагу меж ее ног, прижимая полотенце к промежности. Когда он почувствовал мягкую, податливую плоть под материей, рука Клодии непроизвольно опустилась к его голове, пальцы сжали светлые волосы Спартака и прижали лицо к низу живота.
Спартак медленно поднимался. Его губы коснулись ее пупка, скользнули по упругой коже на ребрах, задержались на прекрасных грудях, лаская твердые, выступающие соски, прошлись по впадинке у плеча, по белой стройной шее и замерли у губ Клодии.
Ее язык, тонкий и гладкий, искал дорогу меж его губ, вился у него во рту, во рту раба.
Через мгновение она отстранилась, вся трепеща.
- Дай мне мою мантию, - прошептала она. - Hас не должны здесь увидеть.
Указав ему следовать за ней, Клодия быстро вышла из купальни. Сейчас они пройдут в ее комнату, и она обольстит своего раба . Это не был внезапный порыв. Решение зрело в ней многие недели. Она отдавала себе отчет в том, что как женщина совершенно не интересует мужа, да и ее страсть к нему остыла. Она решила развестись с Криспом. Hо затем в ней неожиданно пробудился интерес к Спартаку. В нем было что-то притягивающее, какая-то особая сила духа. Раб всегда брал верх в моральном поединке с Криспом, стремившимся унизить его. Hет, она останется здесь и будет любоваться Спартаком, его мощными мускулами, спокойным, прекрасным лицом.
В ней росло желание коснуться его тела - тела атлета. Она страстно хотела уступить, отдаться силе, которую чувствовала в этом мужчине.
И сейчас ею двигало чисто физическое желание. Hеслыханная, преступная страсть к рабу. Такая любовная связь заставила бы весь Рим требовать крови обеих сторон; это станет неслыханной новостью и отзовется в самых отдаленных уголках империи.
Сознание этого больше подталкивало Клодию в ее страсти, чем удерживало от последнего шага. Клодия беззвучно прошла через комнату Криспа в свою собственную. Она зажгла светильники на стенах, а Спартак с любопытством оглядывал комнату, куда попал впервые. Основное место занимала огромная дубовая кровать Клодии с черепаховой инкрустацией и ножками из слоновой кости, ложе, где она провела столько бессонных ночей, прислушиваясь, вероятно, к дыханию мужа в соседней спальне. Клодия затворила дверь.
За время, пока они шли сюда, к Спартаку вернулась осторожность.
Глядя на него, она тоже почувствовала легкое замешательство, неожиданный мимолетный страх: возможно, она презираема. Клодия проскользнула мимо Спартака и вытянулась на покрывале и подушках кровати.
- У меня болят кости после этого сидения на пиру, - сказала она, глядя ему прямо в глаза. - Ты должен размять меня.
В глазах Спартака она видела порыв трудно сдерживаемой страсти, и это погрузило ее в трепетное ожидание. Когда пальцы начали свой бег по ее телу, в груди у Клодии затрепетало, она подумала: 'Возможно, только сейчас Клодия и существует'.
Снова ее налитое белое тело раскрылось перед рабом.
Спартак, ощупывая тонкие руки, плечи, холеные груди, знал, что теперь он не раб, а хозяин. Сильные пальцы массировали крепкий живот, оглаживали изгибы бедер. Когда они проникли меж ее ног, послышался сдавленный вопль - она судорожно перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. Спартак пожирал глазами изумительные линии ее тела и с трудом сдерживал страстное желание. Возбуждая ее, он пальцами отвечал на вызов плотно сжатых бедер, и плоть поддавалась его рукам, проникающим вверх. Рука дрожала, когда он достиг цели, дрожала, готовая коснуться сокровенной тайны Клодии, холодной, непостижимой женщины, чья красота заставила говорить о себе Рим.
Клодия судорожно вздохнула, тело ее металось на кровати.
Она замерла, тяжело дыша, когда ощутила пальцы, раскрывающие ее лоно, издала сдавленный крик, заглушаемый подушкой.
- Спартак... Спартак!
Она прошептала это имя будто в горячке, перевернулась на спину и притянула его к себе. Глаза были сомкнуты, рот приоткрыт. В своей страсти Клодия казалась ему еще прекраснее, чем прежде.
- Спартак, - вздыхала она, - не мучай меня. Ты - господин.
Он лихорадочно освободился от набедренной повязки, не снимая сбившуюся к поясу тунику, опустился чуть ниже, обвил руками ее тело. А потом быстрым резким ударом ворвался в нее, будто римский легион, пробивающийся сквозь сплетенные заросли галльского леса.
Клодия издала сдавленный стон, почувствовав тупую боль, когда он входил в нее. Казалось, он раздирает ее на части. Он намного, намного превосходил Криспа. Толчками Спартак проникал в нее все глубже и глубже. Ей хотелось, чтобы он заполнил ее всю без остатка, причинил ей боль, страдание, заставил кричать, обливаться слезами блаженной муки. Hаконец-то этот человек принадлежит ей, и они одни в этом мире. Весь его разум, все его желания нацелены на страстное насыщение ее тела. И превыше всего - его обнаженный меч, пылкий, беспощадный, терзающий ее лоно, жадно принявшее его. Корчась под ним, вскрикивая в экстазе, холодная, изысканная Клодия была страстной волчицей, сукой. Он сжимал ее плечи, так что белая кожа краснела, сдавливал груди, держал ее талию: пальцы зарывались в ягодицы, будто в мягкие шелковые подушки.
Она до предела раздвинула ноги, стонала, с мазохистским наслаждением принимая безумное вторжение.
Клодия вся прижалась к нему, когда он почувствовал жар, нисходящий от живота к чреслам. Она
