Везнев, сидевший против подполковника, внимательно скоблил ножиком уголок фотокарточки на паспорте, привезенном вместе с другими вещами.
— Готово, — тихо произнес он и отложил в сторону ножик.
Подполковник открыл глаза, взял паспорт и осмотрел соскобленный угол фотокарточки.
— Ну что ж, — проговорил он будто про себя, — именно так, как мы и предполагали.
— Да, товарищ подполковник, паспорт не фальшивый. Сменен только портрет. Это паспорт человека в штатском, убитого при падении самолета. В этом я уверен.
— Итак?
— Итак, нет смысла вести поиски на основании данных паспорта. Это чужой паспорт.
— В этом я и не сомневался. Убитый был человек… аккуратный. Гребешок у него в футляре, ножичек в чехле и паспорт в чехле, но сам паспорт грязный, потрепанный. Его долгое время носил кто-то другой. Паспорт истрепан не убитым, а настоящим его владельцем.
Подполковник подошел к окну, невидящими глазами посмотрел на улицу, на играющих там детей и задумчиво сказал:
— Материалов у нас, конечно, немало, но все-таки мы не можем определить, с какой целью послан был сюда этот человек: только в качестве курьера или…
— Только как курьер, товарищ подполковник.
— Вы опять за свое! А какие у вас доказательства?
— Прежде всего снаряжение, отсутствие фотоаппарата.
— Вы кое-что упускаете из виду, Везнев.
— Упускаю? Нет! В этих коробочках, — Везнев протянул одну из металлических коробочек, найденных в каблуке тяжелых ботинок, — 36 катушек пленки для микрофотоаппарата. А где сам аппарат? Нет его! Я очень внимательно искал…
— В вашем рассуждении есть принципиальная ошибка.
— Какая именно?
— Вы слишком поспешно делаете вывод, что аппарата нет, потому что не нашли его. А может быть, он все-таки существовал.
— Но я ведь тщательно искал.
— В этом я не сомневаюсь.
— Где же может быть укрыт этот фотоаппарат? Он, бесспорно, должен находиться где-то в вещах убитого. Но я их вчера исследовал сантиметр по сантиметру. Смотрел даже в швах одежды. А раз аппарата нет, следовательно…
— Что ж тогда? Микропленка привезена для другого, убитый был только курьером. Так, по-вашему?
— Именно так! Всякое другое предположение противоречит фактам.
— А вы нашли зажигалку, авторучку, логарифмическую линейку? — Огнянов стукнул пальцем по портсигару, по записной книжке и по алюминиевой рамке.
— Но таких предметов вообще там нет.
— Нет, потому что вы не могли их найти. По всему видно, что они должны были быть. Посмотрите на вещи этого человека! Он курильщик, у него мундштук. Неужели тот, кто носит каждую мелочь в футлярчике или чехольчике, станет закуривать от…
— Может быть, вы правы, — задумчиво произнес капитан Везнев.
— Раскройте еще раз его записную книжку. На последней странице запись сделана чернилами. Посмотрите на внутренний карман его куртки. Край кармана слегка потерт. Это конечно, от авторучки, которую убитый носил с собой. А где же авторучка?
Капитан слушал внимательно. Он уже начал колебаться, но все-таки спросил:
— А откуда вы взяли, что была линейка?
— Вот вам часть ее. — Огнянов подал ему маленькую алюминиевую рамку. — Это движок логарифмической линейки.
Он вынул из ящика стола длинную и узкую коробочку.
— Вот — сравните! Движок!
Капитан вынул из коробки счетную линейку, снял с нее движок, потом осмотрел и привезенную рамку.
— О-о-о! — удивленно воскликнул он.
— Что такое?
— Здесь, кроме пружинки, еще… зубчик.
— А почему зубчик оказался на обыкновенной счетной линейке?
— Не понимаю, к чему он там.
— Ну видите?
Везнев смущенно промолчал.
— Однако, зачем нужна логарифмическая линейка человеку, который, судя по паспорту, агроном? — продолжал Огнянов.
— Не могу понять.
— Ага, вот видите!..
Везнев опять ничего не ответил.
— Конечно, вы не нашли зажигалку, авторучку и линейку не потому, что искали, спустя рукава, а потому, что… их кто-то взял еще до того, как вы пришли на место.
Везнев напряженно размышлял. Он припомнил следы крестьянской обуви возле самолета, но предпочел ничего об этом не говорить.
— Отчего я прихожу к таким выводам? — продолжал Огнянов. — На основании имеющихся данных. Вот, например, линейка. Она была без коробки. Вероятно, во внутреннем кармане куртки. Когда тело выпало из самолета, линейка полетела вперед, порвала карман, а движок застрял в подкладке кармана. Линейка не такая маленькая штука, вы не могли бы не найти ее, если бы она не была до вас взята кем- то.
— Это те двое! — вырвалось у капитана Везнева.
— Какие двое? О ком вы говорите?
— На месте падения самолета, — смущенно произнес капитан, — милиционер застал двух местных крестьян, пришедших раньше него.
В эту минуту вошел лейтенант Косев, раскрасневшийся, с капельками пота на лице. Огнянов, как ни был поглощен работой, встретил его теплой улыбкой. К юному лейтенанту он испытывал особые симпатии, может быть, потому, что это был самый младший из его помощников.
— Ну как? Проверили?
— Да, проверил. Опять получается тридцать человек, — отвечал Косев.
Изучив доклад, привезенный лейтенантом из поездки на завод в Русе, Огнянов поручил ему продолжить разведку и подробно выяснить, какие работники завода № 36 приезжали в Русе 22 февраля.
Лейтенант собрал сведения и составил список тридцати человек — отличившихся на производстве рабочих, техников и инженеров, которые совершили поездку по Болгарии в одном из заводских автобусов, побывали в Пловдиве, Тырнове, Коларовграде, Русе, Плевене и посетили в этих городах некоторые заводы. Огнянова озадачило, что в пропуске, выданном на заводе сельскохозяйственных машин в Русе, было написано: инженер Михайлов с группой из 30 человек с завода № 36. Выходило, что посетителей было всего 31: Михайлов плюс 30 человек; но возможно, в пропуске была ошибка, и их было всего 30, включая руководителя группы.
Подполковник велел проверить на заводе № 36, сколько именно человек участвовало в поездке.
Теперь он быстро стал отдавать новые распоряжения.
— Вы, капитан Везнев, продолжайте работу по установлению самоличности убитого и проверьте данные по паспорту. Не забывайте, что убитый был левша, он держал папиросы в левой руке, и что у него на груди татуировка — две буквы. А я во второй половине дня проеду в Русе и оттуда — в Коларовград. На обратном пути поищу микрофотоаппарат.
