В поисках соли она вышла в холл и шепотом сказала двоим молодым людям:
— Не проклинайте ее слишком усердно. Я делала все возможное, чтобы остановить ее в тот день, но она была так охвачена желанием помочь графу, что мои попытки остались безуспешными. Бедная тетя так романтична!
Филипп вежливо улыбнулся и поклонился, желая поскорее уйти, но Эдвард Бьюмонт на секунду остановился и взглянул сверху вниз на хорошенькое взволнованное лицо девушки.
— Романтичность, — мягко произнес он, — очень хорошее качество, мисс Мелисса, но тогда, когда оно уместно.
Она подумала, что угадала значение его слов, и вспыхнула от горечи. Неужели он никогда не забудет, с отчаянием подумала Мелисса, как неуместна была его романтичность по отношению к ней? Она торопливо вспомнила, что ей надо найти нюхательную соль, и предоставила ему возможность присоединиться к лейтенанту, ожидающему в экипаже.
Когда молодые люди поднимались по изогнутой дороге в направлении деревни Темперли, Филипп произнес:
— Кстати, Эдвард, я совершенно забыл спросить. Надеюсь, все прошло гладко прошлой ночью?
— У меня еще не было возможности об этом узнать, — с улыбкой ответил мистер Бьюмонт. — Но так как мои лошади значительно быстрее лошадей, которые имеются в Дав-Тай, я подумал, что будет мудро убрать их оттуда сегодня утром, прежде чем поднимется шум и крик, — на случай, если они понадобятся для погони.
— Похоже, эти двое наконец-то нашли свое счастье, — мрачно заметил Филипп и вздохнул, подумав о Саре. — Обычно это очень нелегко, Эдвард.
— Ты прав, Филипп, нелегко, — согласился мистер Бьюмонт и тоже вздохнул, хмуро уставившись на уши лошади.
Глава 12
Дверь им открыла старая Жанна, на внешности которой никак не отразилось ночное происшествие, за исключением кусочка пластыря на носу.
— Жанна! — Филипп схватил ее за руки. — С вами все в порядке? Слава богу!.. А монсеньор граф?
— Он цел и невредим. — Жанна сердито взглянула на лейтенанта. — Но кто сказал этому чудовищу? Вот что мне хотелось бы знать… Кто сказал этому монстеру о внуке монсеньора графа? И кто сказал им, где мы живем, черт возьми?!
Приехавшие рассказали ей о поступке мисс Черитон, умоляя простить ее за неосмотрительность.
— Мисс Черитон очень много говорит, это я знаю, — признала Жанна, сразу забыв, что и сама рассказывала всему свету историю о внуке монсеньора графа. — Случайную оплошность этой леди можно простить, потому что у нее доброе сердце.
— Все это было сделано от чистого сердца, — пояснил мистер Бьюмонт, помогая своему другу, — и с самыми лучшими намерениями. Бедная мисс Черитон так романтична, мадам!
Жанна снова согласилась с ними.
— Англичане понятия не имеют, когда надо говорить, а когда — помолчать, — заявила она. — Когда надо веселиться, они молчаливы и мрачны, а когда надо хранить молчание — излагают свои мысли каждому встречному.
— Но как же монсеньор граф, Жанна? — Филипп не имел никакого желания вступать в дискуссию о привычках англичан. — Вы сказали, что он цел и невредим… но разве этот парень не напал на него? Мы слышали, что его чуть не убили и отняли все, что у него было…
— Но, мой дорогой Филипп, вам не следует верить всему, что вы слышали, — раздался голос позади него.
Филипп быстро повернулся и увидел монсеньора Эстобана, спускающегося вниз по лестнице. Большое кольцо с бриллиантом по-прежнему сверкало на его руке, волосы были завиты и напудрены, а пальцы сжимали кружевной носовой платок. За ним струился аромат лаванды, на губах играла светская улыбка.
— Монсеньор граф! — вскричал Филипп. Он бросился к старому джентльмену и в восторге сжал его в объятиях, вместе с его кружевным носовым платком. — Вы невредимы… Именно это я хотел узнать!
— Удалось ли грабителю войти? — поинтересовался Эдвард Бьюмонт с легкой улыбкой, выражая свое удовлетворение по поводу невредимости эмигранта.
Монсеньор Эстобан провел гостей в гостиную и велел Жанне принести вина.
— Это она подверглась нападению, а не я, месье, — поведал он. — Негодяй пробрался через заднюю дверь и ударил ее по голове. К счастью, чепчик у нее был довольно толстый, а под ним — пучок волос. Жанна упала, потеряв равновесие, а когда преступник проник сюда, поднялась и побежала в Темперли за помощью. Я тем временем сидел вот здесь, за этим столом, и читал книгу. — Граф выдвинул ящик стола и показал пару дуэльных пистолетов. — Я открыл этот, ящик и вынул один из пистолетов еще до того, как преступник вошел в комнату, поэтому, когда он стал требовать от меня деньги, угрожая лишить меня жизни, я был вынужден ответить, что, к сожалению, это его жизнь находится под угрозой, а не моя. «Вот это, монсеньор, — сказал я ему, — дуэльные пистолеты. Я никогда не промахивался с десяти шагов, а вы от меня — в двух шагах». Он усмотрел резон в моих словах и ретировался.
— Так вы дали ему уйти? — с сожалением произнес мистер Бьюмонт.
Старый эмигрант улыбнулся.
— Он был моим врагом, — пояснил он, — но в то же время и моим соотечественником. Я помнил об этих двух вещах. И у меня были все основания считать, что он недолго будет оставаться на свободе. Плащ и шляпа, которые были на нем, слишком бросались в глаза. — Старик положил пистолет в футляр рядом с другим пистолетом. — Теперь я решил, что мне следует держать их заряженными, — заметил он. — Если бы джентльмен, который зашел ко мне прошлой ночью, понял, что они не заряжены, то вряд ли прислушался бы к моим аргументам.
Молодые люди рассмеялись, и после того, как выпили вино, мистер Бьюмонт сказал, что ему пора идти.
— У меня есть дело в городе, — сказал он, — которое требует моего присутствия.
Граф и Филипп остались вдвоем, и граф взглянул на лейтенанта с прежней теплотой.
— Мой дорогой друг, — произнес он, — Мне было очень грустно без наших шахматных баталий.
— Так давайте сыграем партию, — весело предложил Филипп. Он достал шахматную доску, коробку с вырезанными из слоновой кости шахматными фигурами и расставил их на столе.
Через полчаса игры рука хозяина, собравшегося сделать ход, вдруг замерла в воздухе.
— Я забыл! — с ужасом вскричал он. — Ведь вы снова в тюрьме, а Темперли находится за границей тюремной территории. Или комендантский час не действует для тех, кто снимает комнаты?
— Нет, монсеньор. Режим у меня такой же, как и был в замке.
— Значит, вы нарушили распорядок, когда пришли повидать меня! — Граф неодобрительно покачал головой. — Ах, Филипп, мой дорогой мальчик, когда же вы поймете, что ни при каких условиях нельзя нарушать слово джентльмена?
— Но, монсеньор, мне надо было убедиться, что вы живы.
— Это неправильно. Честь — превыше всего, и тот, кто дает слово, должен его сдержать, несмотря ни на что. Именно поэтому я до сих пор храню верность королю Франции. — Граф разгневанно отодвинул шахматную доску, и фигурки посыпались на пол.
Филипп бросился их поднимать.
— Прошу прощения, монсеньор граф… Вы не хотите доиграть партию?
— Нет, не хочу. Вы очень обяжете меня, если покинете мой дом немедленно, лейтенант Кадо. Вы меня очень рассердили.
— Пожалуйста, примите мои извинения! — Но на лице лейтенанта мелькнула легкая улыбка, когда он
