- Я ела лапшу.
Роб улыбнулся. Лапша была любимым словом Амелии и могла означать все: от куриного бульона до спагетти. Господи, он скучал по ней, и бывали моменты, как сейчас, когда Роб на короткое мгновение задумывался о том, чтобы продать дом и вернуться в Сиэтл. Но, в конечном счете, осознавал, что не может сделать этого. Он больше не принадлежал тому городу.
- Я люблю тебя.
- Люблю тебе, - повторила в ответ малышка.
Луиза снова взяла трубку и спросила:
- Ты все еще собираешься приехать в Сиэтл на Пасху?
- Я прилечу в среду, но мне надо будет вернуться сюда в субботу.
- Зачем? Я думала, мы могли бы сходить в магазин за корзинкой для Амелии и подарить ей в Пасхальное утро. Я думала, мы могли бы провести праздник вместе, как семья.
Вот она. Первая пробная нить. Протянувшаяся через расстояние, чтобы обвиться вокруг него. Пытающаяся притянуть его, как и всегда. Луиза хотела помириться. Роб все еще не был убежден, что это то, чего хочет он. Он не мог жить в Сиэтле. Луиза не хотела жить в Госпеле. И даже если бы хотела, Роб не был уверен, что Луиза была тем бтльшим, чего он хотел для своей жизни.
- У меня есть дела здесь в субботу, и нет смысла снова возвращаться в Сиэтл. - В субботу перед Пасхой в городе проводился парад, и Роб согласился буксировать платформу начальной школы своим «Хаммером». - Амелии не важно, буду ли я там за три дня до Пасхи, на Пасху или через три дня после нее. Главное, что я приеду.
Последовала длинная пауза, затем Луиза сказала:
- О. Раз так, хорошо, - что значило: это совсем не хорошо. - Как надолго, ты сказал, останешься в этот раз?
- Три дня.
Еще одна долгая пауза.
- Короткая поездка.
Роб посмотрел на озеро и огни Госпела.
- Я преподаю на курсах вязания нимф, которые начинаются в понедельник после Пасхи, - объяснил он, хотя знал, что Луиза не поймет. - Но я приеду, как обычно, на выходные.
- Может быть, ты сможешь остаться с нами в этот раз?
Роб прижался лбом к окну и закрыл глаза. Было бы так легко. Так легко принять то, что она предлагала. Он знал ее. Знал ее разум и тело. Знал, какие прикосновения нравились ей, и она знала, как коснуться его. Он знал, что она не оставила бы двести сообщений на его автоответчике и не проехала бы сотни миль, чтобы выпустить в него обойму из пистолета.
Она была матерью его ребенка, и было бы легко потеряться в ней. Хотя бы на одну ночь. Но у этого была бы цена. Секс никогда не бывал бесплатным, платил ли ты эмоциями или телом.
- Не думаю, что это хорошая идея, Лу.
- Почему? - спросила она.
«Потому что ты захочешь больше, чем я смогу дать», - подумал он. Потому что у них был хороший секс, но все остальное было паршивым. Потому что были вещи и похуже, чем одиночество.
- Давай просто оставим эту тему в покое, - Саттер был не очень хорош в серьезных отношениях. Ни с ней, ни с кем-то еще. Шрамы на его теле напоминали ему об этом каждый день. - Мне надо идти, - сказал он. - Я позвоню тебе на следующей неделе.
- Я люблю тебя, Роб.
- Я тоже тебя люблю, - ответил он, хотя знал, что это была не та любовь. А возможно, она никогда и не была такой, какой нужно.
Роб нажал «отбой» и выпрямился. Его внимание привлекло пятно на стекле. Он поднял руку и положил ее на отпечаток ладони Кейт.
Отпечаток был холодным, совсем не похожим на женщину, которая оставила его здесь.
Кейт Гамильтон была какой угодно, но только не холодной. Все в ней было горячим. Выражение ее глаз после их французского поцелуя. Ее отклик на него. Ее нрав. То, как она вырвалась из дома, будто была в огне. В следующий раз, когда Роб увидит Кейт, он может по праву ожидать, что она ударит его в своем раскаленном до бела гневе.
Он, вероятно, заслужил это. Он, вероятно, должен извиниться. Очень плохо, что он не сожалел об этом.
Кейт завела свой внедорожник в гараж деда и заглушила мотор. Дверь заскрипела, катясь по старым металлическим направляющим. Кейт смотрела прямо на несколько коробок, стоящих на верстаке дедушки.
Роб Саттер поцеловал ее, и она все еще была потрясена.
Ее руки упали с руля на колени. Поцеловал - слишком мягкое слово. Захватил. Он захватил ее. Подавил ее сопротивление.
Кейт потрогала пальцами нижнюю губу, где та была немного чувствительной от прикосновения его эспаньолки. Кейт Гамильтон было тридцать четыре года, и она не думала, что ее когда-нибудь так целовали. Вот она стояла там, жуя гранолу и болтая, а в следующее мгновение губы Роба прижались к ее.
Вот воздух вокруг нее казался нормальным, а в следующее мгновение он стал густым от страсти, нужды и желания и давил на нее горячими, сбивающими с ног волнами. И все, что она могла сделать, это схватиться за Роба изо всех сил.
Она держалась за его большие плечи, а когда он взял ее руку и подтолкнул вниз по груди, у нее не было ни одной мысли в голове, кроме того, что она ощущает твердые, хорошо очерченные мускулы плоского накачанного живота. Роб забрался в ее мозг и лишил ее воли сказать «нет». Потом он прижал ее ладонь к своему члену. Кейт должна была быть потрясена. Оскорблена тем, что мужчина, которого она едва знала, сделал такое. Прямо сейчас, сидя в гараже деда, она и была оскорблена, но тогда в ее голове мелькнула только одна мысль: похоже, у него может встать. За которой последовало: м-м-м, а он, оказывается, везде большой.
Кейт вытащила ключи и потянулась за рюкзаком. Пока она таяла в объятиях Роба, тот целовал ее, только чтобы доказать. У него определенно могло встать. Пока ее голова кружилась, а мозг отключился, Роб доказал еще кое-что. Он все еще не хотел ее. Кейт чувствовала себя не только оскорбленной: она чувствовала себя еще и отвергнутой. Снова. Первый раз ее ничему не научил.
Она вышла из гаража, прошла по двору и вошла в дом. В раковине лежали чашка и ложка. Кейт бросила свой рюкзак рядом с двумя пустыми коробками на кухонном столе, прошла через гостиную и заглянула в комнату деда. Стэнли неподвижно лежал под выцветшим лоскутным одеялом, которое много лет назад бабушка сделала из клочков ее детской одежды. Над кроватью голова антилопы, подстреленной дедушкой в семьдесят девятом, была прибита к стене так, будто животное выпрыгивало из гипсокартона. Руки Стэнли были сложена на груди, а смотрел он в потолок. И выглядел мертвым.
Кейт бросилась к кровати:
- Дедушка!
Он повернул голову и посмотрел на нее слезящимися налитыми кровью глазами:
- Ты отвезла Робу его льняное семя?
- Да. - Она остановилась перед ночным столиком и прижала руку к своему колотящемуся сердцу. - Ты до смерти меня напугал. Как ты себя чувствуешь?
- Сейчас очень хорошо. Грейс заходила.
- Я знаю, она сказала, что зайдет. - Кейт заметила нуквил и аспирин на столике рядом с будильником в виде кошки. Симпатичные глаза животного подмигивали через каждые полминуты. - Ты съел ужин?
- Грейс сделала мне суп. - Стэнли снова посмотрел в потолок: - Он был очень вкусным. Домашняя куриная лапша. Ты можешь сказать, хороша ли женщина, по ее супу.
Кейт считала, что такое заключение, вероятно, требует немного большего, чем суп.
- Тебе что-нибудь нужно? - спросила она, снимая пальто.
- Да, мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня.
