что улиткам нравится сапожный крем? Вы только посмотрите! – И действительно, на его туфлях удобно устроились две улитки. На левой сидела улитка со словом «kiss», а на правой – улитка с надписью «her».
– Ну что ж, – сказал Бирнбаум, положил ладонь мне на затылок и поцеловал меня в губы.
Я была так ошеломлена, что просто застыла на месте, а когда я поняла, что происходит, он внезапно отпустил меня, поднялся и бесцеремонно сказал:
– Мне пора.
Я ничего не ответила, только дотронулась до своих губ, как будто это был первый поцелуй в моей жизни. Как какая-нибудь юная, невинная девушка в нежном фильме о любви.
Бирнбаум ухмыльнулся. Это была совершенно новая ухмылка, не волчья, не коварная и не лукавая. Это была довольная ухмылка.
– Пока, – сказал он и пошёл. Он, очевидно, счёл, что внёс сюда достаточно замешательства. Но у ворот он снова обернулся, видимо, ожидая от меня какой-нибудь реакции.
Я оказала ему эту любезность. Вытянув из горшка две последние улитки, я протянула их ему.
– Что бы вы сделали, если бы вам на туфли наклеились именно эти? – спросила я.
К моему огромному удовлетворению, Бирнбаум покраснел. Наверное, надписи на улитках были видны от самых ворот.
– Что-нибудь придумал бы, – сказал он и ушёл.
Глава 17
Пару минут я чувствовала себя прекрасно – в моей голове поочерёдно крутились две мысли: «Бирнбаум меня поцеловал» и «Бирнбаум меня поцеловал».
Но потом мало-помалу заработала и остальная часть мозга. Сначала совсем слабо («Его щетина совсем не колется»), а потом всё больше и больше («Момент, разве Бирнбаум не твой начальник? Который связан с ослепительно красивой дочкой Фредеманна?»), и, наконец, все мысли взорвались одним- единственным вопросом: «О Боже! Что мне теперь делать?». А потом всё сначала: «Бирнбаум меня поцеловал, Бирнбаум меня поцеловал…»
От моего мозга в этот вечер было мало толку. Я просто не знала, должна ли я себя чувствовать до ужаса печальной или ликующей до небес. Отнеся растворитель в сарай и сделав крюк к морозилке, я вернулась к себе в комнату и заперла за собой дверь.
Борис снова прислал письмо. Я его удалила прямо с сервера. У меня в самом деле было достаточно проблем.
А затем я сделала то, что сделал бы любой на моём месте: Я завернулась в плед и включила телевизор. И пока я оловянными глазами смотрела «Кто хочет стать миллионером?» и вычерпывала ложкой карамельное мороженое, я пыталась сделать свою голову такой же пустой, как и головы игроков.
Это сработало. В четверть десятого я отложила ложку и заснула.
На следующее утро, когда я спросонья ещё не успела ничего сообразить, моя мать затрясла ручку двери.
– Ханна! Ханна! – кричала она. – Открой!
В окно светило солнце, было прекрасное весеннее утро, когда кажется, что жизнь бьёт ключом. Во всяком случае, при нормальных обстоятельствах.
Я вывалилась из постели и открыла дварь.
– Слава Богу, – сказала мама. – Я уже подумала…
– Что ты подумала? Что я заперлась, заглотнула пару пилюль и порезала парочку животных? – спросила я. – Или ты думаешь, что я вскрыла себе вены, потому что я вне себя от тревоги за семью? Не волнуйся, я скорее уеду в отель!
Мама прикусила губу.
– Именно так и поступил Йост. он только что уехал. Он ведь это не серьёзно, да, Ханна?
– Разумеется, серьёзно, – ответила я.
– Ты не знаешь Йоста, – сказала мать. – Он не из тех мужчин, которые убегают от проблем. Он никогда так не поступает.
– Если хочешь знать, то это единственное, что он мог сделать, – возразила я. – А сейчас извини, пожалуйста, но у меня впереди трудный день, а мне ещё надо многое успеть.
– Почему вы не понимаете, ни ты, ни Йост, что это всё моя вина? – спросила мать, поднимая руку в театральном жесте. – Только потому, что я запустила свои материнские обязанности и впустила эту Хелену в нашу жизнь, только поэтому мальчик попал в такую ситуацию. Я снова хочу всё исправить, я больше ничего я хочу, почему вы не можете этого понять?
– Что хорошего в том, что ты позволяешь Филиппу весь день сидеть в затемнённой комнате и жалеешь его? Его что, Хелена укусила и превратила в вампира?
– Ему нужно время, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок! И я ему в этом помогаю.
– Ни фига ты ему не помогаешь. – заявила я. – Пока ты мешаешь ему научиться самому отвечать за себя и свои поступки, рушится твой брак.
– Йост хочет просто немного погреметь цепями. При этом он прекрасно знает, что я отрицаю такого рода проявления авторитаризма!
– Что авторитарного в том, что человек пакует чемодан и уезжает? Я бы сказала, что это прямая противоположность.
– Он хочет надавить на меня.
Я покачала головой.
– Он попытался надавить на тебя, но когда заметил, насколько он и Филипп тебе безразличны, он просто ушёл.
Мама выглядела задетой. Она хорошо это умела.
– Как ты можешь такое говорить? Я люблю Йоста, и я люблю Филиппа! Иначе зачем бы я всё это для него делала?
– Что ты для него делаешь? – холодно спросила я. – Ты думаешь, что если ты не дашь ему сдать выпускные экзамены, то докажешь этим свою любовь?
У мамы на глазах выступили слёзы.
– Вы просто не хотите понять.
– Возможно. – Я пожала плечами. – Но возможно, что именно ты не хочешь понять. Во всяком случае, я не думаю, что Йост вернётся. Я от всего сердца желаю ему найти новую жену, которая в состоянии дать ему ту любовь, которой он заслуживает.
Мама начала плакать. Она плакала часто и охотно. Чем патетичнее была ситуация, тем горше плакала моя мать. Меня это оставило совершенно равнодушной. Я протиснулась мимо неё в ванную, более не заботясь о её всхлипываниях. Больше ничего я не могла для неё сделать.
Я поздно проснулась и потому вышла из ванной уже в половину одиннадцатого. Мне надо было серьёзно поразмыслить на тему «маленькое чёрное платье». В моём гардеробе такого не было. И я не знала никого, у кого был бы мой размер.
То есть оставалось две возможности: либо поехать купить себе новое платье, либо надеть что-нибудь другое. У меня был очень красивый чёрный брючный костюм, который годился для любого мероприятия, будь то юбилей фирмы, поход в театр, вечеринка, интервью, свидание или похороны. Поэтому можно было надеяться, что охранники на юбилее впустят меня, если я в нём появлюсь. Я почти уже начала потирать руки по поводу этого простого и одновременно гениального решения, как мне пришло в голову ещё одно упущение: я не подумала о подарке. Что можно подарить своему издателю на шестидесятипятилетие, если с ним лично не знаком? Ладно, он два или три раза пожимал мне руку, но я сильно сомневалась, что он помнил моё имя.
Итак, что мне ему подарить? Пару носков для гольфа? Лосьон после бритья? Бутылку портвейна?
