Гора черных колдунов
— И куда теперь? — Жазмина старалась держаться в седле прямо, пробуя как можно дальше отстраниться от широкой груди Конана. Но конь шел широким наметом, и ей пришлось смириться с объятиями варвара. Она злилась на него, но больше — на себя, с легким стыдом сознавая, что прикосновения его мускулистых рук не так уж ей неприятны.
— В Афгулистан, — ответил киммериец. — Это кружная дорога, но на таком скакуне мы без труда туда доберемся, конечно, если не повстречаем твоих друзей или моих врагов. Странно, я не слышу шума погони. С гибелью Яр Афзала вазулы не оставят нас в покое и будут преследовать, как стая голодных волков.
— Может, они задержались, чтобы помочь тому человеку, которого ты сбил?
— Станут они останавливаться ради пустяков, — хмыкнул Конан. — Тем более, что этот недотепа явно не гулистанец. Что он делал в этой расщелине, да еще с девицей?
— Я ее тоже заметила, — сказала Жазмина, — и, кажется, узнала. Она похожа на мою хаджибу Джитару. О Ашура! Неужели она пробралась в горы, чтобы помочь мне? А человек в зеленом тюрбане, видимо, ее друг. Вазулы схватят их!
— Хочешь вернуться? — спросил Конан. — Что ж, вазулы с удовольствием сдерут с нас кожу и повесят сушиться на тамариск. Твоя хаджиба поступила опрометчиво. Не могу понять, как ей вообще удалось забраться так далеко в горы, да еще в сопровождении лишь одного спутника. И похож он не на воина, а скорее на книжника… Что-то тут не так.
Киммериец немного подумал, потом продолжал:
— Тот вазул, которого Яр Афзал придушил, а потом отправил проверять посты, вернулся какой-то странный. Вождь приписал это действию дурман-травы, но те, кто ею пользуется, впадают в радостное возбуждение, а этот несчастный двигался, словно оживший мертвец, и в глазах его не было жизни. Я видел нечто подобное в Заморе. Тамошние жрецы совершают ужасные обряды в тайных святилищах Езуда — у их жертв точно такой же взгляд. Жрецу достаточно глянуть человеку в глаза, и тот готов выполнить любую его волю.
И еще я видел, что принес длинноносый и что поднял с земли Яр Афзал. Шар, похожий на большую черную жемчужину, какие носят танцовщицы Храма Езуда, пляшущие вокруг огромного каменного паука, олицетворяющего их бога. Когда Яр Афзал упал замертво, из его пальцев выскользнул черный паук, уменьшенная копия того, которому приносят жертвы в Храме Езуда. И еще я уверен, что ни воины, толпившиеся вокруг своего вождя, ни женщины, стоявшие поодаль, не раскрывали ртов, когда раздался крик: «Смерть чужаку!» Похоже, он долетел из-за дома Яр Афзала.
Жазмина молчала. Утесы бесконечной грядой уходили вдаль, касаясь скалистыми зубцами облаков. Громады гор бросали на дно ущелья глубокие тени. Мрачный пейзаж наполнял отчаянием душу уроженки жарких равнин богатого Юга. Здесь, в этом диком краю, где в каменных расщелинах гнездился древний ужас, могло случиться все что угодно. Вендийка дрожала, плотнее прижимаясь к груди похитителя, который теперь казался ей могучим и бесстрашным защитником, способным одолеть любые опасности.
Солнце стояло в зените. Отражая его лучи, скалы дышали жаром, который сменялся внезапными порывами ледяного ветра, долетавшего из каменных провалов. Утомительный шорох гравия под копытами коня навевал сон. И вдруг сверху раздался негромкий свист, не похожий на шум ветра. Жазмина подняла голову, Конан сделал то же самое, насторожившись и привычным жестом проверив, легко ли выходит кинжал из ножен. На фоне голубого неба мелькнула неясная тень и скрылась за вершиной скалы. Все произошло так быстро, что ни вендийка, ни киммериец не могли бы с уверенность сказать, было ли то на самом деле или пригрезилось после долгой утомительной езды. Молча они поехали дальше.
Тропа уходила все выше, Конан доверился жеребцу и отпустил поводья. Умное животное осторожно, но твердо ступало на осыпающиеся под копытами камни. В некоторых местах киммерийцу приходилось спешиваться и идти, прижимаясь широкими плечами к скале, нависавшей над скальным выступом, по которому они двигались. Деви с замиранием сердца судорожно цеплялась за луку седла, боясь глянуть туда, где тропа обрывалась в бездонную пропасть, окутанную непроницаемой мглой.
Наконец тропа вывела в узкую лощину. Начались бесконечные повороты, подъемы и спуски. Голубоватый туман уже застилал низины, солнце клонилось к закату, когда Конан круто свернул на отходившую от главного тракта тропинку. Где-то рядом журчал ручей.
— Неподалеку селение галзаев, — сказал киммериец. — Их женщины ходят сюда по воду. Тебе нужна новая одежда.
Жазмина грустно взглянула на остатки своего легкого одеяния. Парчовые туфельки изодраны, муслиновое платье и шелковое белье превратились в лохмотья и мало что прикрывали. Варвар был прав: изысканный наряд, уместный на улицах Пешкаури или Айодхьи не очень-то годился для путешествия верхом среди камней и скал Химелии.
Свернув за выступ скалы, Конан спешился и помог девушке покинуть седло. Они ждали довольно долго. Наконец киммериец поднял руку, хотя Деви ничего не слышала.
— Идет женщина, — сказал Конан.
— Ты ведь не убьешь ее? — вдруг испугалась вендийка. — Я не хочу получить тряпки такой ценой!
— Обычно я женщин не убиваю, — ответил варвар, — хотя некоторых следовало бы. Среди горянок есть сущие волчицы.
И он рассмеялся своей удачной шутке.
— Да не дрожи ты так, — добавил он, заметив, что пленница не слишком ему поверила. — Клянусь Кромом, я даже заплачу ей за вещи. Как тебе нравится это?
Он достал из кошеля на поясе пригоршню золотых монет, полюбовался их блеском и спрятал обратно, оставив в руке самую увесистую.
Деви облегченно вздохнула. Она считала в порядке вещей, что мужчины убивают друг друга: их судьба, их право. Но мысль, что из-за нее может погибнуть беззащитная женщина, была непереносима для гордой вендийки.
Наконец из-за скалы показалась долгожданная путница: долговязая галзайка, несущая на голове пустой кожаный бурдюк для воды. Завидев высокого мужчину, преградившего ей дорогу, она отпрянула, намереваясь бежать, но тут же поняла, что незнакомец стоит слишком близко и успеет схватить ее, прежде чем она сделает несколько шагов. Отбросив бурдюк, женщина застыла с видом дикой кошки, готовой вцепиться противнику в глаза. Рука ее метнулась к темным волосам, стянутым лентой, за которой, как знал Конан, горянки носили длинную острую булавку, не уступавшую иному стилету.
— Спокойно, женщина! — сказал киммериец, показывая ей золотую монету. — Я не собираюсь тебя грабить. Хочу купить твою одежду. Этого достаточно?
Настороженность горянки тут же сменилась радостным изумлением. Этот странный воин предлагает ей плату, достаточную, чтобы купить самый большой дом в их селении! Женщина тут же принялась раздеваться, демонстрируя типично горское презрение к условностям. Сбросила вышитую безрукавку, сняла пышную юбку, широкие шаровары, рубашку с просторными рукавами и кожаные сандалии. Свернув все и нисколько не смущаясь своей наготы, подала узел Конану. Тот передал одежду изумленно взиравшей на все происходящее Жазмине.
— Ступай за скалу и переоденься, — велел он Деви, еще раз доказав этой неожиданной учтивостью, что жил не только среди химелийских дикарей. — Свое тряпье принесешь мне.
— Деньги! — сварливо потребовала горянка, когда девушка удалилась. — Ты обещал мне золото, мужчина.
— А не многовато будет? — спросил Конан, который не любил, когда у него что-нибудь требовали. Тем более женщины.
— Ладно, — добавил он, заметив, как исказилось лицо горянки. — Добавь-ка свою заколку, и мы квиты.
Немного подумав, галзайка вытащила из волос булавку-стилет с перламутровой ручкой, которую легко было принять за невинное украшение, и бросила Конану.
