Вот и я дожил до своего девятнадцатилетия. Пошел двадцатый год.
Мне раньше думалось, что после девятнадцати кончается молодость и юность. Кажется мне это и теперь. Поэтому сегодняшний день рождения мне не особенно нравится, и я никому не сказал о нем, не хотелось праздновать.
Но одно я твердо знаю: жизнь моя приобрела настоящий смысл с той поры, как записался в РКП(б), а потом пошел в Красную Армию.
Вчера было партийное собрание политотдела. Меня избрали в президиум партячейки.
Пришел приказ Главкома. Из нашей Особой бригады, двух полков Северного экспедиционного отряда, 10-го Московского полка будет формироваться 51-я стрелковая дивизия. Возглавит ее товарищ Блюхер.
С великой радостью, от всего сердца пишу: «Гром победы, раздавайся!». 14 июля наши войска взяли Екатеринбург.
Помню, как еще в восемнадцатом году под Егоршино, Алапаевском и Кушвой мы мечтали об освобождении Екатеринбурга. Сбылись наши мечты.
От белой сволочи очищена линия Пермь — Нижний Тагил. Взят Златоуст.
Издалека до нас доходят тоже добрые вести. На Петроградском фронте все хорошо. Поправляется положение на Южном.
Ярче разгорается огонь революционной борьбы в западных странах.
Плохи ваши дела, господа капиталисты.
Да, Екатеринбург взят. Но жив ли отец? Мало ли какую подлость могли совершить белогвардейцы перед своим уходом. Одна надежда: беляков гнали так быстро, что им было не до арестованных…
Вчера у меня выдалось несколько свободных часов. Гулял по берегу Чусовой. До чего же красива река. Широкая, быстрая, бурлит и пенится на порогах. А как хороши обрывистые берега!
Гулял я, говоря по совести, не один. Со мной пошла Шура В. - школьный инструктор политотдела. Она давно здесь работает, прежде была студенткой Пермского университета.
Я знаю, что Шура крепко дружит с товарищем К. Но, замечаю, что последнее время стала и мне оказывать внимание, сама намекнула на встречу.
Я позвал ее с собой на Чусовую. Она охотно согласилась. Однако наш разговор никак не клеился. Шура старше меня, образованнее. Мне не удается держаться с ней просто. Она смеется и перебивает меня:
— Зачем это ты все время о высоких материях рассуждаешь?
Неожиданно для самого себя я обнял и поцеловал ее. Шура тоже обхватила мою шею, прижалась ко мне…
Неприятный осадок остался у меня после этого. Ведь дружбы и любви между нами нет и не будет. Тем более, что она собирается вернуться в университет и со дня на день уедет в Пермь.
Тогда зачем все это? Ведь мы же из людей, которые борются за новый мир и новые отношения…
В донесениях и сводках мелькают места, с которыми связаны многие воспоминания: Теплая Гора, станции Европейская и Азиатская, Верхне — и Нижне-Баранчинский заводы, станции Гороблагодатская и Сан-Донато.
Белые бегут. Кушва, Нижняя Ланя и Нижний Тагил в наших руках.
Политотдел на днях переедет в Кушву.
Части и тылы бригады растянулись вдоль Горнозаводской линии.
В Чусовой восстанавливается разрушенный белыми железнодорожный мост. Работают местные жители под руководством инструкторов из инженерного батальона. Мост надо как можно скорее привести в порядок. К востоку от Чусовой не хватает вагонов. Это затрудняет снабжение полков и вывоз раненых.
Население, намучившееся под владычеством белых, трудится не за страх, а за совесть. Все хотят, чтобы Красная Армия скорее добила врага.
Штаб предупредил: скоро боевые действия придется вести в районах, на которые имеются только малопригодные карты — 50 верст в дюйме.
Я теперь каждый день отмечаю по карте политотдела наступление наших славных полков. На листе десятки красных флажков.
Видел Шуру. Ни о чем с ней не говорил, и ей вроде было не по себе. Мы стараемся не оставаться друг с другом наедине.
Нет, не то получилось…
Политотдел развернул большую работу среди жителей завода и окрестных сел. Помогает ревкому и уездному комитету партии. Политотдельцы выступают на митингах и собраниях.
Со всех сторон одна просьба: дайте побольше литературы. Делимся своими запасами.
Для библиотеки парткомитета железнодорожников собрали около тысячи книг, брошюр и журналов. Нашлись труды Карла Маркса, Фридриха Энгельса, товарища Ленина. Есть Либкнехт, Ярославский, Лафарг, Мархлевский и другие авторы. Подобрали литературу о Красной Армии, а также антирелигиозного содержания. Дали и художественные произведения: Горького, Лермонтова, Успенского.
Я с удовольствием копался в книгах, помогал составить библиотеку. Когда заметил томик Горького, еще раз перечитал «Старуху Изергиль».
Совершил на лошади шестидесятиверстное путешествие.
С радостью въехал в Кушву, около которой мы когда-то два месяца отбивали атаки врага. И сразу же натолкнулся на разрушенный белыми памятник героям революции и красным бойцам.
Даже могилы осквернены и уничтожены проклятыми недругами!
От радости моей не осталось и следа. Только ненависть и презрение к святотатцам.
Все равно память о героях Красной революции будет жить века.
Думал найти знакомых, но они эвакуировались. Куда? Очевидно, куда глаза глядит. Лишь бы подальше от большевиков. Эх вы, обыватели несчастные! Жизнь, видно, была для вас плохим уроком, ничему вы не научились.
Не от страха перед нами, а от страха перед правдой, как ошалелые, бежали эти трусливые люди — крупные служащие, торговцы, некоторые врачи. Мы ведь с мирными людьми не воюем. Мы поднимаем оружие на тех, кто с оружием идет против нас.
Были, конечно, и прямые мошенники, кровопийцы, которые боялись рабочего суда. Попутный вам ветер, господа.
Мой одноклассник Костя П — цов мобилизован белыми. Пусть гнет шею перед офицерами, пусть натрет мозоли на белых ручках, ненавистник власти трудящихся. А если и пропадет, я не стану жалеть эту набитую мещанской мякиной голову.
Но черт с ним, с П — цовым.
Громя врагов, мы стараемся в то же время указать дорогу заблудшим, помочь им правильно понять великие революционные события, которые сотрясают земной шар.
Сегодня перечитывал некоторые страницы своего дневника и на титульном листе написал: «Коммунист! Помни, что ты живешь для народа, а не народ для тебя!»
Пусть эти слова станут моим девизом на всю жизнь.
В политотделе все время происходит перестановка людей. Одни прибывают, другие убывают. Иные работают совсем недолго: по две — три недели, по месяцу.
Уехала Шура. Неловким было наше прощание…
Товарищ Воронцов уже не заведует политотделом. Уезжает в город Ирбит. На его месте товарищ Черноусов.
Черноусову от силы 24 года. В полном соответствии со своей фамилией носит черные усики. Щеголеват. Любит ввернуть иностранное словечко, выразиться покрасивее. Очень самолюбив. Подчиненных «не замечает». В разговоре слышит только себя.
