О практическом применении системы «Абсолютного очистителя» (на самом деле в названии — аббреатура на десяток букв, и расшифровку только по бумажке читать) спорили долго и на многих конфиренциях, чей контингент — профессура рядовых институтов. Ей и вправду незачем выжигать химикатами органику в целом лабораторном зале, ведь образцы локализованы боксами и пробирками. Обычно такие дебаты заканчивались железным аргументом противников: «Ну, разве что инопланетян прятать».
Доктор Триген по второсортным конфиренциям не ездил и узнавал о спорах со слов Хозьева. Уже тогда он не считал их забавными. Как чувствовал.
Это устройство спроектировали, чтобы не оставлять следов. Кнопка в комнате отдых и химические реактивы в зале с боксом. На эвакуацию, изоляцию или «передумать» дается десять минут. «Органике» даже больно не будет, а снаружи даже не заметят, как исчезла нелюдь.
Доктор Триген перечитывал последний отправленный отчет. Затем — блокнотные записи с самого начала.
Как же тварь сопротивлялась, как бесилась первое время! Будь она действительна мертва, не проходила бы сейчас все стадии умирания. Или это второй круг?
В песочных часах заканчивается время, доктор Триген переворачивает Сфинксов, запуская новый цикл. И словно тумблер переключается в голове, возвращая на предний план очевидные условия задачи:
«тварь не имеет права на существование»
«тварь не имеет права на размножение»
«госбезопасность не имеет прав на тварь»
«госбезопасность не имеет прав на результаты исследовании».
От этого и нужно отталкиваться.
У задачи единственный способ решения, а все остальные рождаются под влиянием внешних факторов.
«Пусть найдут другого идиота», — думает доктор Триген, в пыль кромсая блокноты и распечатки своих наработок шредером с максимальным уровнем секретности. Он отгоняет мысль о Пехове (этот выкрутится, этот сразу гниль заподозрил). И ирронизирует над собственной совестью: вот паршивка, обнаружила себя только в последний момент, когда терять уже нечего. Где ж ты была все эти годы?
Спала. Но появилась тварь и разбудила.
Никто, даже студенты, не награждали доктора Тригена столь витиеватыми эпитетами.
Никто не задавал таких странных вопросов. Не обращал внимания на шрамы. Не рассказывал про кинотеатры.
Не предсказывал будущее так детально, что ждать не имеет смысла.
Интернет всегда под рукой, поэтому доктор Триген без труда бронирует место на полночный сеанс. Он тыкает наугад в первый попавшийся фильм и слегка зависает на количестве билетов. По умолчанию в графе забита «двойка». Доктор Триген жмет «забронировать» и копирует название фильма, чтобы найти во всемирной сети жуткую пиратскую копию.
Только сохранив фильм на личном — чистом от «вампирской истории» — ноутбуке, биохимик разбирает институтский лэптоп и щедро поливает «царской водкой» магнитные пластины жесткого диска.
Выходя из комнаты отдыха, доктор Триген в последний раз переворачивает Сфинксов и нажимает еще одну кнопку, включая обратный отсчет. Десять минут. Девять минут пятьдесят девять секунд. Девять минут пятьдесят восемь…
Двери лаборатории открываются вовнутрь, и это очень удобно при внешних замках. Хлипкая щеколда звякает задвижкой, само ее присутствие здесь кажется насмешкой.
— Решил меня развлечь? — шутит тварь, когда доктор Триген отпирает крышку бокса и устраивает на ее острых коленях ноутбук. — Нет, только не говори, что надумал мне фильм показать, — в ее смехе горькая издевка и чуть-чуть благодарности. — Ну, спасибо. Полтора часа почти что жизни очень скрасит мое бессмертие.
Щелкают титановые затворы, освобождая локти, талию и шею.
— Сладкий, ты меня пугаешь, — пытается ерничать тварь, пока доктор Триген помогает ей сесть в боксе, а затем забирается сам, садясь по-турецки за спиной вампира. — Ух ты, у нас домашний просмотр мелодрамы! А как же поп-корн?
— Заткнись, Вио, не слышно будет.
И она умолкает. Откидывает голову на плечо биохимика, устраиваясь поудобнее.
Двуцветные глаза слезятся, наверное, из-за недосыпа. Оказывается, нелюди даже пахнут, как люди.
На маленьком экране ноутбука оживает помпезная видео заставка, и становится совсем неважно, что счетчик в комнате отдыха отстукивает последние семь минут.
Ольга Костылева
Сага о любви и женской дружбе
Саманта спешила домой. Уже темнело, солнце давно спряталось за горизонт. «Совсем мисс Макгвайер рехнулась, так долго на занятиях задерживать. Спать тоже когда-то надо. Да и вообще, иди вот теперь в темноте, одна-одинешенька», — бубнила себе под нос девушка.
Саманта вышла на маленькую улочку. Теперь оставалось только пройти по ней, повернуть на свою улицу, протопать ее до конца, и — здравствуй, родной домик. Внезапно впереди замаячил мужской силуэт. Девушка слегка замедлила шаг. Конечно, еще не ночь, но уже довольно темно, да и на улице никого. Хотя, с другой стороны, район жилой, ну что с ней тут может случиться? «И потом, — Саманта вздохнула, — кто на меня позарится?» Метр в прыжке, худющая как палка, и очки на носу. Тоже мне, магнит для сексуальных маньяков.
Приободрившись этим неутешительным выводом, Саманта смело зашагала навстречу незнакомцу. Тот изучал какой-то листочек. Девушка прошла мимо и вздохнула от странной смеси облегчения и разочарования.
— Простите, — донесся вдруг до нее молодой мужской голос. — Девушка, извините, вы не поможете?
Саманта притормозила, настороженно глядя на незнакомца.
— Боюсь, я заблудился, — развел руками тот. — Я переехал буквально на днях и еще не выучил хорошо эту часть города. Мне нужна Лиственничная аллея. Направьте меня, пожалуйста, в правильную сторону, о прекрасная незнакомка.
Саманта неожиданно для себя хихикнула. Ее нечасто называли прекрасной. Точнее — никогда. Пока юноша говорил, она разглядела его лицо и изумленно ахнула про себя. Это был новый парень из ее класса, который, действительно, пришел только два дня назад и толком еще ни с кем не познакомился, но сразу произвел на всех ошеломляющее впечатление. Он всегда ходил в черных очках и темной одежде, а аристократически бледные черты его лица были настоль¬ко тонкими и прекрасными, что, казалось, их высек из мрамора гениальный скульптор.
— Я знаю тебя, — неожиданно для себя сказала Саманта. — Ты Роберт Эдварде, учишься со мной в
