— Алло, алло! — Макар захлебнулся от радости. — Отец Александр, здравствуйте! Что? Я говорю — здравствуйте. Алло, алло! Батюшка, благословите на иконопись! Что? Это Макар, Макарик. Да, я далеко, я в деревне, я по мобильнику. Что, офигел? Ну да, срочно надо. Что — вуаля? Валяй? С чем-чем? С Богом? Ну да. Спасибо, отец Александр. Приеду — расскажу. Целую!
Макар огляделся сверху, увидел водителя и повторил:
— Целую!
Водитель усмехнулся:
— Ты бы слез, а?
С облегчением Макар подхватил свою ношу и пошел к мосту.
— Эй, сектант! Богомаз! — закричал Леня. — Ты мне ничего не должен?
— Ах, да, — смутился Макар, выгреб из кармана мелочь и добавил десятку. — Вот, извини.
Нашивкин был навеселе, видимо, добавил в ООО, но светился покоем: все у него получилось, и мороженое запаковано в несколько листов крафта, а Таможню он не боится — хорошая она.
— Вот видишь, — грустно сказал Нашивкин, когда бывшая его база проплывала мимо лодки, — всё разграбили, всё. И в бане крыша провалилась. А веришь, Макар, — вечерняя поверка, матросики мои, спортсмены, в белых гюйсах, яхты светятся в сумраке, и буксир: ду-ду-ду — приваливает, а на буксире гости… — Он беспокойно покрутил головой. — У тебя ничего нет?
— Нет, — ответил Макар и спохватился. — Вообще-то есть, как я забыл, для вас же и прихватил, в благодарность, так сказать…
Нашивкин покачал бутылку на ладони, будто взвешивал «за» и «против», и вздохнул.
— Нет, пока не буду.
Он сунул бутылку на самое дно мешка.
Славку Георгий обнаружил на лугу — тот втыкал в землю железную арматуру с веревкой.
— Стрижет, как этот… серульник, — указал Славка на телку. — Только и успеваю переставлять. Покурить есть?
Георгий не курил, но всегда имел при себе полпачки «Примы» на всякий случай, для разговора. Они уселись тут же, на старинной оплывшей меже.
— Вот ты мне, Жора, скажи: зачем! — начал Славка.
Георгий промолчал, понимая, что вопрос риторический, что Славка разматывает длинный монолог.
— Зачем! Он здесь без году неделя, а уже хочет обосрать всю деревню. А я здесь родился, бабка моя в тридцатые годы ячейку разводила.
— Какую ячейку?
— Разве не знаешь? — Славка прищурился от дыма. — Комсомольскую.
— То-то ваши комсомольцы, — возбудился Георгий, — землю загубили. Где Волга? Нет великой русской реки, а есть цепь каналов и водохранилищ, есть заболоченные пахотные земли, есть сгнившие раритетные леса… Вон деревня ваша где стояла до водохранилища? Рай земной! А где сейчас? Кочкарник, неудобья. Это даже дачники чувствуют…
Славка озадаченно смотрел на Георгия. Монолог получился, только не его, не Славкин.
— Погоди, дай сказать. Старое теперь не вернешь. Так не губи хоть новое. И где придумал — на бугре, на самом видном месте. Теперь понаедут… Мне-то что, мне даже лучше — молоко будет куда отдавать. Только — зачем!
— Кажется, догадываюсь. Ты про Митяя? Тогда я должен возразить…
— Какой Митяй, — раздраженно сказал Славка. — При чем тут Митяй! Митяй хороший мужик, всегда, как приедет, и бутылку привезет, и чаю, и покурить, а денег — не берет. Нехорошо это. Я не нищий.
— Так кто же тогда?
— Кто, кто. Мудак с мотоблоком.
— А-а, — догадался Георгий, — Ванечка! И что же он натворил?
— Дай еще сигарету, — потребовал Славка. — Натворил. Он собирается вон там, на бугре, строить базу отдыха. Для новых русских. С причалом, с блядями легкого поведения.
— Ты что-то напутал, Славка. Речь идет о…
— Ничего я не напутал. Он мне сам сказал. Участок, говорит, в полгектара засажу серебристыми елками. Как в обкоме. Срамота какая…
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Что ты посмотришь?
— А то, что участок этот уже за нами.
— За кем это за вами?
— Не знаешь? За Митяем, и за мной, и за Яковом Семенычем.
— Семеныч? Он же еврей!
— Так что?
— А то, что он этот участок и продаст. Тому же Ванечке… Хер, язык не поворачивается так его называть. Ласково. Продаст Семеныч участок, пока вы спать будете.
— Эх, Славка, — улыбнулся Георгий, — послушай, какую я тебе сказку расскажу…
Славка скучал, пока Георгий рассказывал, скучал настолько, что даже не перебивал. Выслушав, вынес приговор:
— Ни хера у вас не получится.
— Почему это! Дело хорошее.
— Потому и не получится. Во-первых — материала нету. Во-вторых, где вы возьмете мастеров? Потом: купола нынче не делают. Секрет утерян. Я сам по радио слышал. И колоколов нет.
Георгий рассмеялся:
— А колокол и не нужен. Это же не церковь, а часовня.
— А без колокола на хера она нужна, — обиделся Славка. — Все равно, если и достанете — разворуют и пропьют. Тот же хохол из Шушпанова. Или Ваучер из Кокарихи. А потом придет мудак с мотоблоком.
— Прямо Апокалипсис какой-то, — развеселился Георгий.
— Пока, не пока, а… дело, может, и хорошее, — неожиданно заключил Славка.
— Слава Богу. Так поможешь?
— Как я помогу? — Славка искренне удивился.
— Денег дай.
— Денег я дам. Только немного. Я их не печатаю.
— Дай сколько можешь.
— Погоди, — Славка встал и, выпрямившись, застыл. Ноздри его затрепетали, как у пойнтера на стойке.
— Пойдем в избу, — сказал он.
В избе он решительно сбросил подушку с кровати. На скомканной серой простыне скупо посверкивала нераспечатанная бутылка «Гжелки».
— Вот, привезли в подарок. Чудная больно. Я такой и не пил. Пусть, думаю, побудет целая, сколько сможет. Ты ее, Жора, возьми — и побереги. Ты человек надежный. А как построите собор — мы ее и выпьем.
— Спасибо, — растрогался Георгий. — Я тебе, Славка, завтра другую принесу. Пей на здоровье.
— Принесешь, не принесешь — это как Бог даст, — солидно рассудил Славка. — А теперь — пойди. Я по хозяйству.
Соседями Славки были Маргаритки, мать и дочь. Они были крупноваты для такого нежного имени, но гармоничны. Обе были учительницами, старшая преподавала в старших классах, младшая — в младших. Изба им досталась крепкая, светилась внутри выскобленными бревнами. В палисаднике покачивались высокие «золотые шары», шевелились гиацинты, мальвы отливали голубой и розовой эмалью.
