Птичьи права

Светлеет снег и колосится гуще,
Тьму затопила илистая мгла.
Запотевает, чей-то нос расплющив,
Прямоугольник чистого стекла.

АБАЖУР

Скрипящих фонарей панический полет
По черному пальто, по мертвому киоску,
По краю неба, голого, как лед.
А между ставнями оставлена полоска.
Да вряд ли кому в голову придет,
Приблизившись, увидеть стол и скатерть,
И маму у стола в коричневом халате,
И неподвижный теплый абажур.
Я неизвестно где. Я поздно прихожу.

В ПАРКЕ

Над раковиной тлело танго.
И, напряженнее травы,
Я был ковбоем и мустангом
И называл ее на «Вы».

Я был бесстрашен, словно турок,
Но от волненья сильно взмок,
И воробей клевал окурок
Растоптанный у стройных ног.

А там где на разлив давали,
И ситцы реяли, пьяня,
Друзья мои негодовали
И отрекались от меня.

ГУДОК

Светлее стало и свежей
От дальнего гудка.
По стеклам верхних этажей
Поплыли облака.

Всю ночь оконный переплет
Бросал на стену тень,
Где мама валерьянку пьет,
Нашарив в темноте.

Я сунусь в темное окно
Повинной головой.
А дома спят давным-давно,
Не знают ничего…

ПОЛНОЛУНИЕ (1965–1970)

«И вот рука, племянница души…»

И вот рука, племянница души,
Помягче ищет на столе карандаши
И натыкается на кисти винограда,
Который, как взволнованная речь,
Ни логики не может уберечь,
Ни привести грамматику в порядок…

ЭХО