клубочек, забившийся в дальний угол.
— Миша? — Она осторожно шагнула внутри, ощущая за спиной молчаливую поддержку Тимофея. — Солнышко, что случилось?
Присев перед затихшим мальчуганом, Саша осторожно протянула руку и погладила взъерошенные, грязные волосы. Она пыталась рассмотреть его внимательней, надеясь, что ему не сильно досталось. Но при таком освещении увидеть хоть что-то было почти нереально.
Из-под длинной, неряшливой челки на нее со страхом, и в то же время — с вызовом, глянули глаза паренька. Колючие, злые, полные боли.
— Ничего.
Голос мальчугана казался таким же настороженным и злым, как и его взгляд. И только испуганная дрожь выдавала в нем ребенка, а не взрослого, за которого Мишу можно было бы принять, слушая это короткое возражение.
— Дурацкий у вас сарай, — заворчал вдруг мальчик и размашисто утер нос ладонью. Всхлипнул. — Вечно все падает, ломается, — Миша обвел тесное помещение почти ненавидящим взглядом, словно именно оно причинило ему боль.
Саша не стала возражать. Так же, как и не начала расспрашивать и уточнять, бил ли его сегодня отец? Ей показалось, что на одной щеке Миши темнеет свежий синяк, но она не стала бы утверждать в темноте. И пыталась лихорадочно придумать что сказать, как успокоить и утешить малыша, чувствуя, что ее собственное сердце сжимается от боли за этого ребенка.
— А тебя никто и не заставляет сюда лазить, — спокойно заметил Тимофей за ее спиной, заставив Сашу удивленно оглянуться.
Он стоял, прислонившись плечом к ненадежному дверному косяку и невозмутимо следил за Мишей и ее попытками как-то решить эту ситуацию.
— Если уж так хочется в гости к Александре Олеговне, мог бы в дверь постучать, как все воспитанные люди, как думаешь, Миша? — Тимофей мельком глянул на нее, словно был в чем-то не уверен, и снова сосредоточился на пареньке.
А тот поднял лицо и смотрел на взрослых с настороженным недоверием.
— И если хотел переночевать в гостях — зачем в сарай полез? — Все тем же тоном заметил Тимофей. — У нас есть свободная комната, там куда удобней и ничего не ломается и не падает.
Он произнес это все совершенно спокойно, словно было нормально найти в сарае плачущего мальчика посреди ночи и предположить, что тот просто хочет в гости. И, кстати, совершенно не акцентировал внимания на слезах Миши, в отличии от самой Саши. А это, похоже, пришлось мальчику по душе.
Во всяком случае, Миша перестал шмыгать носом и внимательно посмотрел сначала на Тимофея, а потом на Сашу, даже прищурился.
— А что, пустили бы? — с вызовом спросил он.
— Спрашиваешь, — подстроилась под тон их беседы Саша. — Пошли уж, раз пришел, поможешь нам с ужином справиться, а то мы и не съели почти ничего вечером.
Поднявшись, она протянула ему руку, стараясь делать вид, что не замечает, как малыш кривится при малейшем движении. Но он явно не собирался обсуждать причины, приведшие его в ее сарай, и свои травмы. Зато, определенно, оживился при упоминании еды.
— Точно? — не принимая ее ладонь, спросил Миша, все еще недоверчиво щурясь.
— Точно, — усмехнулась Саша. — Я так давно ждала, что к нам кто-то зайдет в гости. А никто не приходит, — «пожаловалась» она ему.
— А колбаса у вас есть? — вдруг спросил Миша, сразу же став похожим на обычного шестилетнего мальчугана. Его глаза заблестели и из них почти исчез страх.
— Есть, — улыбнулась Саша, стараясь, чтобы лицо не дрогнуло. — Я специально купила, надеялась, что ты еще раз заглянешь.
— Хочу колбасы! — с воодушевлением, которого не было в его голосе еще минуту назад, Миша подскочил на ноги. Скривился, пробормотал слово, которое по мнению Саши не должен был знать ни один шестилетний мальчик, и бодро направился к выходу.
Ей стоило больших усилий не спросить, почему он волочит левую ногу. И так ясно. Саша вышла из сарая за малышом.
— Ты не против, что я у тебя хозяйничаю? — тихо спросил Тимофей у нее на ухо, идя рядом. При этом он внимательно следил за Мишей, похоже, подмечая все синяки, ссадины и травмы мальчика.
— У нас, — с улыбкой поправила его Саша, тронутая тем, что этот мужчина заботился о ее чувствах и «границах личной территории». Хотя она и не думала его упрекать. Да и не считала, будто он переступил какую-то черту.
— Ты молодец, быстро понял, как с ним говорить. — Саша протянула руку и переплела свои пальцы с пальцами Тимофея. — А я никак не могла ничего придумать.
— Просто практики много, — с невеселым выражением пояснил он, крепко сжав ее ладонь в ответ.
Накормив Мишу, они едва сумели общими усилиями уговорить мальчугана умыться. Купаться малыш отказался наотрез и, глядя на грязную одежду и чумазый вид, Саша не удивилась бы, обнаружив у него в голове вшей. Но, вроде бы, обошлось.
Осматривать новые ссадины и синяки им так же разрешили только после длительных уговоров. Миша ничего не говорил, откуда у него столько ушибов, а Саша и Тимофей делали вид, будто поверили, что малыш действительно пострадал в старом сарае. Наконец, закончив с самым необходимым, Саша постелила Мише постель во второй комнате. Мальчик все это время сидел на полу тут же, поджав под себя ноги, и крепко обнимал Тихона. Похоже, эти двое давно нашли общий язык, на пару избрав убежищем старый сарай за домом Саши. Миша даже спать улегся в обнимку с Тихоном, и Саша порадовалась в душе, что кот, который иногда любил показать свой независимый характер, сегодня не возражал. Этот мальчуган отчаянно нуждался в привязанности и тепле другого существа, несмотря на всю свою внешнюю неприступность. И хорошо, что хоть кота он к себе подпускал. Саше оставалось надеяться, что скоро он начнет больше доверять и ей, или Тимофею.
Не то, чтобы она считала, будто сумеет лучше других помочь Мише. Просто, исходя из нынешней ситуации и ее наблюдений — не было похоже, чтобы кто-то, вообще, пытался позаботиться о нем.
Утром, несмотря на позднее укладывание, Миша проснулся раньше всех и выразительно громко оповестил о своем пробуждении грохотом тарелок на кухне. Когда Саша с Тимофеем добрались туда, мальчуган с испугом посмотрел на взрослых, стараясь расставить посуду в первоначальном порядке и, судя по всему, приготовился к наказанию. Во всяком случае, дерзко выпяченный вперед подбородок и колючий взгляд настороженных глазенок указывали именно на это, а так же на то, что без боя он не сдастся.
Саша обвела глазами кухню, с облегчением заметив, что сам Миша цел, да и тарелки с чашками не понесли потерь. Улыбнулась, потрепала Мишу по голове и совершенно спокойным тоном сообщила, что через десять минут они все садятся завтракать. А Тимофей, словно забыв про свою мрачность и вечную строгость, подхватил завизжавшего и рассмеявшегося Мишу, чем удивил всех вокруг, и заявил, что грязнуль за стол в этом доме не пускают. После чего, усадив Мишу себе на плечи, потащил малыша умываться.
Тот пытался упираться, крича о ночном мытье рук. Однако, быстро поняв, что с Тимофеем Борисовичем, даже в хорошем настроении, такие доводы ничего не дадут, а есть хочется — смирился и послушно пошел умываться. А Саша с широкой улыбкой и прекрасным настроением принялась накрывать на стол.
И именно за завтраком, слушая звон колоколов сельской церкви, далеко разносившейся в тихом и чистом воздухе, они выяснили, что Миша не имеет ни малейшего представления о Пасхе, до которой оставалась пара дней. Ни Тимофей, ни Саша не отличались особой религиозностью, но даже им это показалось неправильным. И они постарались рассказать Мише историю праздника, максимально адаптировав ту для малыша. Однако, вскоре сами запутались в своих упрощениях, да и судя по виду Миши — не прояснили для того идеи праздника.
Тогда Тимофей предложил вечером отвести мальчугана к отцу Николаю — тому, в конце концов, по
