к груди, и Вольдемар тихо опустил его на плиты. Заглядывая между зубцами вниз отвесных стен, переступая от одного зубца к другому, он обнаружил похожее на другие окно, но в котором горел свет, и ниже, в стороне увидел второе так же освещённое изнутри помещения. Другие окна зияли, как тёмные ниши. Он размотал с пояса верёвку, быстро сделал петлю и накинул её на зубец как раз над ближайшим из освещаемых изнутри окон. Не мешкая, перехватил верёвку за спину, пропуская под мышками, стал живо спускаться. Когда оказался на уровне нужного окна, завязал хвост верёвки на груди и высвободил руки в перчатках, с их помощью тихо переместился к освещённому свечёй окоёму. Окно было открытым, потому что ему стал хорошо слышен негромкий разговор мужчины и женщины. И он осторожно заглянул в него.
Графиня была в длинном, из вишнёвого бархата платье, которое приоткрывало белую грудь на грани дозволенного приличиями светского общества. Оделась так полька не спроста. Она и посланник шведского правительства стояли в предоставленном ей спальном помещении и пытались в присутствии ксендза прийти к взаимопониманию по неким спорным вопросам. И графиня, и сановник выглядели, как люди, которые хорошо понимают, кто из них чего стоит, и не пытаются изменить мнение о себе у давно знакомого собеседника. У ксендза же в их присутствии непрерывно бегали глазки, и толстые пальцы беспокойно перебирали чётки, будто тоже соучаствовали в переговорах двух не доверяющих одна другой сторон.
– ...Но вы могли бы взять себе Новгород, – с прямолинейностью женщины, знающей, что может очаровывать, заявила полька.
Сановник, казалось, пропустил это заявление мимо ушей.
– У вас большие поместья на Украине, – то ли с завистью, то ли с сочувствием не то спросил, не то предположил он. И как будто не заметил, что задел её за живое. – Как жаль, у меня нет хотя бы одного поместья на плодородной Украине. – Он вздохнул так, что можно было поверить, будто он и вправду ужасно расстроен этим обстоятельством. – Разве что к вашему королю перейти на службу? – Могло показаться, он с неподдельным вниманием ждал её совета. Но не дождался, и ему стало грустно. – Да, да, старый и больной, кому я нужен! – Он опять тяжело вздохнул. Однако утешил сам себя: – Впрочем, поместья на Украине сейчас можно и потерять. И легко потерять...
Договорить ему не дали. Раздражалась всё более, графиня искала подходящие слова, но иезуит опередил её и встрял с замечанием.
– Царь возьмёт Украину, а затем вспомнит, что эта крепость и Нарва, – ксендз постучал чётками по стене, – его вотчина, наследство его предков.
– Польский король так слаб, что позволит царю легко победить его и сохранить значительные силы для войны со Швецией? – Сановник недоверчиво покачал головой и коротко рассмеялся. Посерьёзнел и гордо объявил: – Моё правительство считает, что надёжное согласие может быть только с сильными державами. А дружба и союз с уже слабеющими государствами могут иметь губительные последствия.
Графиня хотела резко ответить, но сдержалась. Она подошла к своему дорожному сундуку. Решительно приоткрыла его и вынула мешочек из красного бархата с вышитым на нём белым королевским орлом. Она приблизилась к сановнику почти вплотную, словно желала быть всего лишь слабой женщиной, ищущей опоры и поддержки только у этого мужчины. Обольстительно улыбнувшись, она передала ему мешочек из рук в руки. Не спеша развязав шелковый синий шнурок, он вынул крупный червонец. Затем ссыпал несколько монет себе в ладонь, внешне равнодушный к их звяканью.
– Я всего лишь выполняю просьбу короля, – нежно и доверительно произнесла графиня. – Это только песчинка задатка его искренней признательности, которой он готов наградить вас.
Она не объяснила, признательности за что. Сановник ссыпал монеты обратно, затянул шнурок, спрятал мешочек в складках одежды.
– Я передам моему правительству просьбу польского короля, – согласился он, торжественно поклонился и направился к двери. Прежде чем выйти, убедился, что в освещённом бронзовым фонарём коридоре безлюдно, и обернулся к польке. – Но мои скромные возможности убеждать ограничены. Трудно доказывать моему правительству, что надо проливать шведскую кровь за ваши украинские поместья.
И не давая ей времени ответить, он плотно закрыл дверь, зашагал прочь.
Ксендз прокрался, будто лисица по следам волка, прислушался к удаляющимся шагам. Лишь когда он выпрямился, женщина дала волю чувствам и выход словам, которые вынуждена была сдерживать. Ярость её была сравнима с прорвавшей наконец плотину бурной рекой.
– Мерзавец! Прохвост! И я дура! Позволила заманить себя в эту дыру! И кому?! Этому, – она задохнулась, не находя подходящего слова, – этому лживому шакалу!
В безотчётном порыве она кинулась к пышно взбитой постели под балдахином, схватила кинжал с золочёной рукоятью, украшенной крупным сапфиром, резко вырвала лезвие из ножен. Глаза её сверкали как сам клинок и, казалось, появись перед ней сановник, она не моргнув пронзит его сердце.
– Лжёт, что не мог встретиться в Риге, де, выполнял задание правительства в другом месте, – поддержал её иезуит. – Он был там. Мне сообщили верные католики.
Его голос, как ни странно, успокоил её. Она взяла себя в руки и, будто змея убирала ядовитое жало, вернула клинок в ножны. Губы её тронула мстительная улыбка.
– Я совсем потеряла голову, – сказала она. – А из всего надо уметь извлекать пользу. – Она принялась вполголоса размышлять вслух. – Он явно не хочет, чтобы обо мне прознали в городе царские шпионы. Что ж, надо сделать то, чего ему не хочется. В Москве станут ломать голову, какая важная причина заставила меня оказаться в этой дыре... И узнают об особо доверенном порученце шведского правительства, который почему-то тоже оказался в Нарве.– Не оборачиваясь к иезуиту, она тихо спросила: – Здесь можно найти верных людей?
– Здесь есть верные католики. Они готовы на всё ради...
– Прекрасно, – перебила его графиня. – Нашему послу в Москве надо отправить гонца с письмом. Царь и его окружение должны нечаянно узнать от него, что я и шведский посланник совершенно инкогнито прибыли сюда волей своих королей, с полномочиями, необходимыми для сближения позиций и подготовки заключения тайного оборонительного союза. – Она улыбнулась от удачных козней, какие ей пришли в голову. – И мы достигли согласия по всем до сих пор спорным вопросам.
Ксендз лёгким поклоном головы выразил ей своё восхищение.
– Королю повезло, что вы его близкий друг, – проворковал он. – Но поверит ли царь? Он молод, но надо, к сожалению, признать, не глуп...
– У царя нет характера, – уверенная в правоте того, что говорила, с нескрываемым нетерпением возразила графиня. – В его окружении всегда найдётся кто-то, у кого есть характер и кому выгодно поверить этому и постараться убедить царя. Главное – удержать царя от решительных и враждебных нам поступков.
Она подошла к окну, к открывающемуся из него виду на праздничный город, давая понять, что больше не желает обсуждать эти вопросы. Ксендз поразмыслил и не стал настаивать. Дыхание ночи проявляло свою притягательную силу даже вблизи окна крепости, и лицо женщины посветлело, стало очень привлекательным. Только расстояние вытянутой руки отделяло её от того, кто висел на стене. Если бы ей вздумалось наклониться, глянуть за оконный окоём, она бы заметила его. Однако она этого не сделала. Вспышка огней за рукавом реки, затем слабый звук хлопка пробудили у неё улыбку воспоминания и оживления. Она вздрогнула, услышав рядом сопение подошедшего иезуита.
– Надеюсь, этот дьявол, которого мы встретили на дороге, не подслушивал нас, – совершенно серьёзно произнёс он возле её уха.
Всё ещё улыбаясь чувственным воспоминаниям о праздниках, какие устраивались в её честь, она повернулась к нему и с удовлетворением смутила близостью своего тела.
– И вы туда же, святой отец. – Прохладным голосом она заставила ксёндза отвести жадный взор от своей груди, вынудила его отступить. – Они здесь так обеспокоены близостью границы, что им всюду мерещится русская нечистая сила. Стоит ли и нам так уж её бояться?
В её голосе иезуиту послышалось излишнее легкомыслие. Выражение лица его стало отталкивающим, безумная ненависть грозовой мглой затянула зрачки.
– Русский дьявол всегда и везде становится на пути Святой Церкви. Вам следовало бы знать это по последним событиям на Украине.
Фанатично непримиримый тон и смысл им сказанного произвели впечатление.
